С тех пор как я живу в России, русские знакомые постоянно повторяют мне один и тот же комплимент: “Ты — русский!”. Комплимент меня, честно говоря, настораживает. Конечно, я уже давно парюсь с вениками, пью водку только после пива, знаю анекдоты о Штирлице, которых в Германии никто бы не понял…
Но разве это означает быть русским?
Русские моего возраста, во всяком случае москвичи, уже сильно отличаются от Штирлица. Мне они кажутся шумными, большими такими; занимаются в основном сидячими видами спорта, свою иномарку любят больше, чем родную жену, принципиально не знают иностранных языков, за свою футбольную сборную болеют оглушительно — но когда та проигрывает, то только до 80-й минуты. А если верить официальной статистике, вообще умрут через дюжину лет…

Может быть, Штирлиц был чистым немцем?

С другой стороны, все это, конечно, относительно. Русский, немец, китаец… Национальный менталитет определяет мышление и поступки человека процентов на 5, максимум на 10. Все остальное — это его собственный характер. Подонок ли ты, зануда или нормальный человек, не зависит от твоего бельгийского, российского или таджикского загранпаспорта. Но эти 5 или 10 процентов все-таки есть. Кто-то “по национальности” более педантичен, кто-то более жизнерадостен, у кого-то более широкая душа. И чем дольше живу я в России, тем больше ощущаю себя нерусским.

Не то чтобы у меня над постелью висит портрет Бисмарка. Не то чтобы я заставляю свою русскую жену готовить мне “ледяную ногу” с кислой капустой или другие брутальные немецкие блюда. Не шибко-то выросла на чужбине та скромная любовь к германской родине, которую я впитал в своем постгитлеровском политкорректном детстве. Но развилась другая идентичность, которую сам я не осознавал, пока жил там. А здесь, в России, понял, что я — европеец. Или евросоюзник.

Неважно, встречаю ли я в России каталонского коллегу, студента из Швеции, голландскую правозащитницу или итальянского торговца деликатесами, — сразу чувствую с ними земляческую близость. Мы понимаем друг друга…