В России разрабатывается новая Концепция уголовной политики, которая определит стратегию государства по борьбе с преступностью на ближайшее будущее. «Нас ждут ужесточения!» — с ужасом подумает иной читатель, и будет не прав.

В новой концепции нашлось место гуманизации, причем в ее самом разумном понимании.

Не бросать в тюрьму того, кто оступился впервые, по глупости, инфантильности или в силу сложных жизненных обстоятельств. Если уж человек попал за решетку, то не держать его там долго. Не забывать про потерпевших. Все это — задачи Концепции. Но не только.

Как идет работа над Концепцией? Чего ждать преступникам и потерпевшим? Как выстраивать свою работу правозащитникам? Обо всем этом беседа обозревателя «МК», члена СПЧ с заведующей отделом Научно-исследовательского института Университета прокуратуры Российской Федерации доктором юридических наук ЕЛЕНОЙ КАРАБАНОВОЙ.

«Не забыть про потерпевшего»

— Елена Николаевна, вы были в составе Межведомственной рабочей группы по созданию новой Концепции, а сейчас входите в Научно-консультативный совет по совершенствованию уголовной политики. Расскажите, зачем вообще понадобилось сегодня готовить такой документ?

— Мир стремительно меняется, и вечная тема преступления и наказания требует пересмотра в законодательных подходах. Но уголовный закон нельзя менять бессистемно и без четкой концептуальной основы.

— Что уже сделано?

— Рабочая группа (в нее входили ученые-правоведы и представители разных ведомств) была создана в 2023 году на базе Минюста России. В течение двух лет на ее заседаниях обсуждались проблемы совершенствования уголовно-правового регулирования, повышения доверия граждан к законодателю, судебной системе и правоохранительным органам. Был подготовлен проект Концепции уголовно-правовой политики. В ее развитие разработан проект федерального закона, в котором предлагается упорядочить основания криминализации деяний.

— То есть задачи ужесточить уголовный закон не стояло?

— Нет. Речь шла об обеспечении справедливости уголовно-правовой политики, в том числе расширяя основания для назначения не связанных с лишением свободы наказаний, применения условно-досрочного освобождения от отбывания наказания и замены наказания более мягким видом.

Вообще, одной из задач уголовно-правовой политики выступает криминологически обоснованная гуманизация. Полагаю, что это в целом прогрессивное и правильное направление нуждается в качественно новом осмыслении.

— Что вы имеете в виду?

— У нас в последние годы в уголовной политике наблюдается «центрированность» на преступнике. Между тем есть и другая сторона — потерпевший. Более того, принцип гуманизма уголовного закона предполагает прежде всего обеспечение безопасности каждого человека. Защищая права и законные интересы преступника, мы ни в коем случае не должны отодвигать на второй план права и интересы потерпевшего.

— Не могу с вами не согласиться. Количество потерпевших, чьи права ущемлены, растет. Они жалуются на недостаточную информированность о ходе расследования, на проблемы правового характера (у потерпевшего нет бесплатного адвоката, а вот предполагаемому преступнику сразу предоставляется государственный защитник), на трудности с получением компенсации…

— Про последнее — доля возмещения вреда, причиненного преступлением, из года в год остается небольшой. Вступившие в силу судебные решения зачастую игнорируются осужденными. Возмещение растягивается на долгие годы, подвергается инфляции, и, как результат, самое основное право потерпевшего так и остается нереализованным. Так что эту проблему нужно решать одной из первых. И, расширяя практику применения принудительных работ, мы убиваем двух зайцев: не изолируем человека от общества и добиваемся от него большего возмещения вреда потерпевшему.

— Смягчения ответственности стоит ждать по многим статьям?

— Нет, и не во всех случаях это нужно. Нельзя допустить снижения доверия граждан к органам власти, к их способности противостоять преступности. Например, по данным официальных социологических опросов, декриминализация клеветы и частичная декриминализация побоев в свое время вызвали негативную реакцию населения. Уточню, что уголовная ответственность за клевету достаточно быстро была возвращена в Уголовный кодекс РФ, а составы уголовно наказуемых побоев в последнее время стали расширяться и охватывать все больше случаев.

Что касается смягчения наказания, то при бессистемном подходе это может породить неадекватную дифференциацию ответственности.

— Сегодня сложилась уникальная ситуация, когда за убийство можно получить наказание меньше, чем за незаконный оборот наркотиков. Не стоило бы снизить границы по некоторым составам?

— Возможно. Но я бы обратила внимание на обратную проблему слишком широких границ допустимого размера наказания за некоторые виды преступлений. Например, за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего (а это особо тяжкое преступление). За него может быть назначено лишение свободы сроком на 2 месяца, а может — 15 лет. Сама по себе идея судейского усмотрения при назначении наказания направлена на достижение справедливости, однако во всем важны мера и баланс.

Общество по большей части состоит из людей, далеких от юриспруденции. Оно всегда тонко, на каком-то интуитивном уровне, подмечает несправедливость наказания. Чтобы на восклицание «таков закон!» мы не получили в ответ от граждан «это плохой закон», процессы смягчения наказания должны минимально затрагивать деяния, посягающие на личность. При этом решение вопроса депенализации (то есть освобождения от уголовной ответственности или от наказания) таких деяний должно быть поставлено в зависимость от полного возмещения вреда потерпевшему.

— Говоря о преступлениях против личности, вы имеете в виду те, что содержатся в одноименном разделе Уголовного кодекса?

— Не только. Это и те преступления, которые посягают на более сложные социальные ценности (например, общественную безопасность, экологическую безопасность, безопасность дорожного движения и т.д.) и при этом причиняют вред жизни или здоровью людей. Прокуроры, участвующие в уголовном судопроизводстве по таким делам, ориентированы на то, чтобы взвешенно подходить к оценке оснований освобождения от уголовной ответственности или наказания.

Осужденные к принудительным работам возвращаются после смены. Фото: Ева Меркачева

Неотвратимость, а не чрезмерность

— Резюмирую: на смягчение уголовного закона в целом надеяться можно, но не по «насильственным» статьям. Так?

— Наверное, совсем уж так говорить нельзя. Но что абсолютно точно: главная цель — добиться неотвратимости наказания, а не его чрезмерной суровости.

Вообще последовательная и обоснованная гуманизация должна иметь четкие ориентиры. И этот вопрос, безусловно, уголовно-политический (напомню, что уголовная политика — часть государственной). Ориентир был задан еще в 2002 году, когда практика применения нового уголовного закона только формировалась, Владимир Путин тогда отметил: «крайне важна гуманизация уголовного законодательства и системы наказаний. Сегодня за преступления небольшой и средней тяжести фактически следуют те же самые санкции, что и за тяжкие. Преступность от этого не уменьшается, а люди — только ожесточаются». В связи с этим полагаю, что применение наказаний, не связанных с лишением свободы (там, где, конечно, это справедливо и обоснованно), должно стать широкой судебной практикой.

В 2008 году президент в очередной раз напомнил о гуманизации, обратив внимание судов на необходимость более взвешенно относиться к избранию меры пресечения в виде ареста и к назначению наказаний, связанных с изоляцией от общества. Глава государства тогда процитировал известного отечественного правоведа Бориса Чичерина, который отмечал, что в праве следует видеть не только продукт практической пользы, а «условие истинно человеческого существования».

Помимо определения общих направлений уголовной политически Президент РФ часто высказывает и конкретные предложения, а точнее, поручения (в том числе по результатам встречи с членами СПЧ) по гуманизации уголовного законодательства. Во многом это касалось преступлений в сфере экономической деятельности.

— Но за экономические преступления люди и в СИЗО сидят, и сроки огромные получают. А все потому, что следствие вменяет им статью 210 «Организация преступного сообщества» (члены ОПС — бухгалтеры, юристы, водитель).

— Это вопросы правоприменения. Ну и напомню, что приговор, который не отвечает требованиям законности, обоснованности и справедливости, подлежит отмене вышестоящей инстанцией.

— Увы, таких отмен немного. Кроме позиции президента, что еще может послужить ориентиром?

— Правовые позиции и Конституционного суда РФ, и Верховного суда РФ. Позиции КС, как прямо указано в законе, обязательны для законодателя. Но их ценность еще и в том, что там даются очень четкие разъяснения смысла тех или иных норм уголовного права.

Что касается ВС, многие правовые позиции (в том числе про избыточность помещения под стражу) несут в себе ярко выраженное гуманистическое начало, но они не обязательны.

Следующий ориентир я бы образно назвала «коллективный судейский разум». Исследования показывают, что в судебной практике по некоторым статьям УК РФ прослеживается тенденция к назначению наказания «ниже низшего». Это сигнал, что стоило бы законодателю санкции пересмотреть в сторону смягчения.

«Это вопрос даже не гуманизации, а здравого смысла»

— Елена Николаевна, а наказание за какие преступления, по мнению «коллективного судейского разума», стоило бы смягчить?

— На сегодняшний день в качестве «рекордсменов по льготам» при назначении наказания я бы выделила кражи, некоторые преступления в сфере незаконного оборота наркотиков, нарушения правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств.

В России предусмотрены сверхжесткие санкции за совершение интеллектуальных, так называемых бесконтактных развратных действий в отношении лица, не достигшего 12-летнего возраста. Это может быть и смс непристойного содержания, и картинка, которых сколько угодно в свободном доступе в Интернете. Такое деяние сегодня признается насильственным действием сексуального характера. Оно наказывается с той же строгостью, что и изнасилование малолетнего, в том числе повлекшее смерть ребенка по неосторожности, заражение его ВИЧ-инфекцией, венерическим заболеванием. Лишение свободы на срок от 12 до 20 лет.

— У меня как правозащитника сотни обращений на эту тему. Люди чувствуют ту самую несправедливость. Яркий пример: человек переписывается в соцсети, где нельзя зарегистрироваться тем, кто младше 14 лет, с девушкой, которая указывает, что ей 18 лет, а по факту ей оказывается 11. И получает 12 лет лишения свободы.

— Именно. Все усугубляется, когда тот, кто совершает это деяние (субъект преступления), не взрослый, а 14-летний подросток. Восьмиклассник, показавший пятикласснику фото для взрослых, скачанное им в Интернете, понесет ответственность более строгую, чем за убийство своего друга. Это вопрос даже не гуманизации, а здравого смысла.

«Уголовное наказание для малолетнего ребенка бессмысленно»

— Елена Николаевна, раз уж мы затронули тему ответственности несовершеннолетних. Что отечественная наука думает по поводу снижения возраста уголовной ответственности?

— Психологическая наука, как отечественная, так и зарубежная, достигла больших результатов в понимании ответственного поведения личности. Прежде всего речь о возрастной психологии. Убедительно доказано, что возраст уголовно-правовой деликтоспособности в российском уголовном законе избран законодателем правильно и ни в коем случае нельзя его снижать до 12 лет, как некоторые предлагают. В условиях подтвержденной психологическими исследованиями инфантилизации несовершеннолетних, в которой не они сами виноваты, лучше оставаться на прежних позициях.

— Почему в разных странах по-разному относятся к возрасту уголовной ответственности? Где-то он наступает уже с 7 лет, а где-то — не раньше 18.

— Международной основой установления в национальных законодательствах возраста уголовной ответственности выступают Минимальные стандартные правила Организации Объединенных Наций, касающиеся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинские правила), принятые 29 ноября 1985 года. Там сказано, что возрастные пределы прямо поставлены в зависимость от положений каждой правовой системы, тем самым полностью учитывая исторические, экономические, социальные, политические, культурные и правовые системы государств-членов. При этом Пекинские правила содержат конкретную рекомендацию. Если возрастной предел уголовной ответственности установлен на слишком низком уровне или вообще не установлен, понятие ответственности становится бессмысленным. Ребенок в силу своей незрелости просто не поймет, за что его наказывают.

— В какой стране сегодня самый низкий возраст?

— В Австралии, Иордании, Пакистане. Там он установлен с 7 лет. Кроме того, в Ирландии уголовная ответственность может наступать с 7-летнего возраста за тяжкие и особо тяжкие преступления и с 12 лет — за остальные преступления.

В Греции, в штате Невада (США) установлен возраст в 8 лет. В Великобритании, Швейцарии, в штатах Колорадо и Луизиана (США) — 10. В Турции — 11 лет.

— А где самый высокий?

— В Люксембурге уголовная ответственность предусмотрена с 18 лет. В большинстве европейских стран речь идет о 15–17 годах. Но там часто применяется дифференцированный подход. Как пример: в Польше уголовная ответственность наступает с 17, а за отдельные преступления — с 15 лет. В Беларуси, Казахстане, Албании, Армении, Литве, Молдове, Таджикистане, Туркменистане по общему правилу уголовная ответственность наступает с 16, а за отдельные виды преступлений — с 14 лет.

— Как в России?

— Да. Вообще у нас очень интересная история. В 1742 году Сенат постановил, что малолетним считается лицо в возрасте до 17 лет и его нельзя подвергать тем же наказаниям, что и взрослых. Однако Святейший синод в 1744 году снизил верхнюю планку малолетства до 12 лет, приведя его в соответствие с брачным возрастом (то есть тогда можно было жениться в 12). В Указе 1765 года давалась такая градация: дети до 10 лет признавались полностью невменяемыми и отдавались для наказания родителям или помещику, подросткам от 10 до 17 лет уголовные наказания, предусмотренные для взрослых, смягчались с учетом возраста. Но был и период, когда по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных (оно датировано 1845 годом) совершеннолетним считалось лицо, достигшее 21 года.

— Получается, в России исторически был разброс наступления возраста уголовной ответственности от 10 лет до 21 года. А что было в годы СССР, на которые так любят сегодня ссылаться отдельные деятели?

— В УК РСФСР 1960 года сказано: 16 лет — по общему правилу и 14 лет — для отдельных видов преступлений.

— Какой бы главный аргумент против снижения возраста уголовной ответственности вы привели?

— У подростков еще неполноценно сформированы интеллект и воля, а страх уголовного наказания недостаточно срабатывает. Они, уж простите, больше ремня могут бояться, чем тюрьмы.