Первое и, пожалуй, наиболее ощутимое преимущество — это очевидный скачок мировых цен на нефть. Несмотря на то, что основная часть иранской нефти идет в Китай, удары Израиля по нефтяным объектам и перспектива блокады Тегераном Ормузского пролива, одного из узких мест мировой нефтеторговли, порождает стойкую неопределенность на рынке.

 

Для России любая цена выше установленного “Семеркой” потолка в 60 долларов за баррель означает существенный приток ресурсов для финансирования продолжающейся военной кампании на Украине. Ранее в мае Россия сообщила о рекордном падении нефтяных налоговых поступлений в бюджет на 32% по сравнению с прошлым годом, а после ударов Израиля по Ирану мировые цены на нефть подскочили почти на 10 процентов. Хотя от первоначального шока цены несколько оправились, некоторые предполагают, что затяжной конфликт может взвинтить их до отметки в 90 долларов за баррель, причем снизятся они лишь в 2026 году.

 

Затяжной конфликт также отвлечет внимание Запада от Украины.

 

В конце мая США уже перебросили часть средств борьбы с беспилотниками, первоначально предназначенных для Украины, в подразделения ВВС на Ближнем Востоке — вероятно, предвидя иранское возмездие за израильские удары. Основные СМИ сосредоточились на тающих запасах ракет и беспилотников Тегерана и его слабеющих возможностях поддерживать залпы, но и потенциал Израиля также не безграничен.

 

Чем дольше продолжается обмен ударами, тем выше вероятность того, что США перебросят дополнительные ресурсы — как минимум, оборонительные — в поддержку Израиля. Последствия решения администрации Трампа вмешаться в войну напрямую еще неизвестны.

 

С точки зрения Москвы, каждой единицы военной техники, отправленной на Ближний Восток, в итоге не досчитается Киев. Россия продолжает наступательную кампанию на Украине, ускорив темпы продвижения в конце весны и начале лета. Президент Украины Владимир Зеленский отметил, что прошлые эскалации на Ближнем Востоке замедляли помощь Украине, и эта тенденция наверняка повторится и на сей раз.

 

Однако даже несмотря на немедленную выгоду от высоких цен на нефть и лишения Украины ценных ресурсов, похоже, что российские политики опасаются всецело полагаться на эти преимущества. Риск бесконтрольной эскалации на Ближнем Востоке перевешивает любые краткосрочные выгоды.

 

В частности, она чревата ядерной аварией в результате авиаударов по объектам обогащения или хранения урана. Доселе сообщалось, что радиоактивных выбросов удалось избежать.

 

Однако с затягиванием войны они становятся более вероятными. С другой стороны, если военные действия будут продолжаться с низкой интенсивностью, Иран сможет продолжить программу вооружения в ускоренном режиме, чему Москва давно пытается воспрепятствовать. Кроме того, другие государства, стремящиеся обзавестись ядерным оружием, могут прийти к выводу, что оно им необходимо как можно скорее.

 

Перспектива смены режима в Иране остается серьезной проблемой для России — и именно эту цель с некоторых пор открыто преследует Израиль. Это серьезно подорвет региональное влияние России, особенно после утраты ее союзницы в лице Сирии. Затянувшийся конфликт также может заставить администрацию Трампа развернуть против Тегерана масштабную наступательную кампанию, а последствия этого решения, в свою очередь, могут выплеснуться за пределы региона и нанести еще один удар нераспространению.

 

Наконец, продолжительная и обостряющаяся война может сделать саму Россию уязвимой для оппортунистически настроенных соседей, которые попытаются отщипнуть кусочек ее предполагаемой сферы влияния. В частности, Турция и Азербайджан, могут воспользоваться ослаблением позиций Ирана и решительнее продвигать свои интересы в Закавказье. Президент Азербайджана Ильхам Алиев неоднократно предъявлял территориальные претензии Армении, стремясь создать сухопутный коридор, который пройдет непосредственно вдоль северной границы Ирана.

 

Вопреки ожиданиям некоторых, Россия мало что выиграет, оказав Ирану прямую военную помощь.

 

Во-первых, Договор о всеобъемлющем стратегическом партнерстве между Ираном и Россией, ратифицированный президентом Владимиром Путиным в апреле, не обязывает Москву защищать Тегеран от израильских ударов. Хотя Россия рассматривает Иран как партнера, интересы двух стран нередко расходятся — от Сирии до добычи нефти.

 

Кремль опасается втягиваться в “горячий” конфликт, особенно на этапе, когда его внимание вот уже более трех лет приковано к Украине. Более того, любая помощь Ирану наверняка поставит под угрозу дипломатические отношения Москвы с США, которыми Кремль дорожит при администрации Трампа.

 

По-видимому, Москва сочтет желательным результатом возвращение к переговорам, которые велись до эскалации, что приведет к отказу Ирана от предполагаемых ядерных амбиций и заморозке его ядерной программы. Однако же играть более деятельную роль в конфликте Россия, по-видимому, не желает либо не имеет существенных на то возможностей — если только стороны добровольно не включат ее.

 

Недавние заявления российских чиновников подчеркивают этот осторожный подход. Путин призвал к резолюции, которая будет уважать “как интересы Ирана в области атомной деятельности, в том числе мирного атома, так и интересы Израиля с точки зрения безусловной безопасности еврейского государства”.

 

Вторя президенту, замминистра иностранных дел России Сергей Рябков, специализировавшийся на ядерных вопросах на протяжении всей карьеры, призвал стороны вернуться за стол переговоров, предупредив о “серьезных последствиях” в случае продолжения конфликта. Представитель Кремля Дмитрий Песков заявил, что Россия готова выступить в качестве посредника, повторив более ранние предложения сыграть ключевую роль в ядерных переговорах между США и Ираном.

 

Призывы Москвы к деэскалации могут показаться несколько противоречивыми, учитывая ее собственную военную кампанию на Украине. Однако в случае с Ираном как минимум часть опасений России насчет распространения ядерного оружия и способов его сдерживания должны найти отклик у более прагматичных голосов в расколотом Вашингтоне.