Эксперт Андрей Сушенцов: «Прямой вооруженный конфликт Америки и Китая из-за Тайваня не сулит нашей стране выгоды»

Полномасштабную войну Ирана и Израиля эксперты предсказывали столько лет подряд, что когда она все-таки случилась, это вызвало всеобщее изумление. И это веский повод приглядеться к перспективам другого военного конфликта, о возможности которого специалисты говорят почти столь же долго. Остров Тайвань — символическая, но весьма болезненная «заноза в сердце» КНР, единственная на данный момент исконная китайская земля, которая не находится под контролем официального Пекина. Территория, которую американцы превратили в свой «непотопляемый авианосец» и рычаг давления на Китай. Если рассуждать в привычной системе координат, то «возвращать Тайвань на родину» военным путем КНР категорически не выгодно. Однако, как убежден опубликовавший недавно специальный научный доклад по этому поводу декан Факультета международных отношений МГИМО Андрей Сушенцов, большая война из-за Тайваня все равно может случиться.

«Цель США — втягивание Китая в опосредованный конфликт»

— Андрей, выгодна ли России теоретически возможная война между Америкой и Китаем из-за Тайваня?

— Прямой вооруженный конфликт США-КНР из-за Тайваня не сулит России выгоды: экономические возможности перекрываются масштабными рисками. Дезорганизация китайской морской торговли из-за Тайваня или по другой причине приведет к кратному росту спроса КНР на российские транспортные возможности, энергоресурсы, продовольствие. Имея в виду, что 80% китайского импорта нефти и больше половины газа осуществляется по морю, Россия получит возможность нарастить поставки по трубопроводам и через Северный морской путь. Расширятся расчеты в национальных валютах в финансовой связке «рубль – юань».

Вместе с тем паралич морской торговли в Азиатско-Тихоокеанском регионе неизбежно приведет к коллапсу мировой торговли, резкому удорожанию фрахта и вызовет глобальную рецессию. По оценкам МВФ, падение мирового ВВП может составить до 10%. На Тайвань приходится 60% мирового производства микросхем и свыше 90% высокотехнологичных чипов. Любые военные действия на Тайване приведут к остановке или значительному сокращению этого производства, что вызовет глобальный дефицит чипов, используемых в автомобилестроении, медицинской технике и оборонной промышленности. Дефицит Тайваньских микрочипов и его последствия естественно затронут и Россию.

— А выгодна ли такая война самому Китаю? Не получится ли так, что в результате такой войны он мало что приобретет, но зато очень многое потеряет?

— Военная развязка Тайваньского конфликта опасна – политико-стратегические дивиденды перекрываются масштабными экономическими, технологическими и военными рисками. Китай никогда инициативно не пойдет на столь резкий шаг, не будучи спровоцированным и не достигнув очевидного для всех военного преобладания в Восточной Азии. Воссоединение с Тайванем — центральный элемент стратегии «возрождения великой китайской нации». Кроме символического измерения воссоединения, оно необходимо для беспрепятственного доступа Китая к Тихому океану. Свыше двух третей торговли КНР зависит от бутылочного горлышка Малаккского пролива, ширина которого в самом узком месте составляет всего 2,8 км.

Но попытка военного решения тайваньского вопроса ударит по самому Китаю. Он понесет значительные потери ввиду того, что его экспортная модель, зависимая от морской торговли и глобальных цепочек стоимости, будет дезорганизована. При возможной блокировке Малаккского пролива морские поставки обрушатся, а сухопутные коридоры покроют лишь 10-12% потребностей.

Даже достигнув целей в отношении Тайваня, Китай не сможет заставить Соединенные Штаты отказаться от стратегии сдерживания – США передвинут фронт противостояния на «вторую островную дугу» (Гуам, Марианские острова, Япония). Для Вашингтона Китай представляет системный вызов, структурную угрозу американскому глобальному лидерству. Соединенные Штаты продолжат действовать против Пекина «гибридными» способами вне зависимости от того, перерастет или нет напряженность вокруг Тайваня в полномасштабную эскалацию и каким будет ее исход. Цель США — не прямое военное столкновение, а провоцирование и втягивание Пекина в опосредованный конфликт, в котором по времени и материальным ресурсам преимущество будет на стороне Вашингтона.

— Один из главных тезисов вашего доклада состоит в том, что «время работает на Китай». Если так, то есть ли у Пекина резон форсировать решение тайваньского вопроса?

— Стратегическая культура Китая устроена таким образом, что для него привычен образ действия «вторым номером», тактика «стратегического терпения». Сейчас Китай стремительно наращивает военный и геоэкономический потенциал. Эта тенденция — долгосрочная, и фактор времени сыграет значительную роль в ее укреплении. Сейчас у Пекина нет веских оснований для того, чтобы форсировать воссоединение с Тайванем.

Пекин ускоряет развертывание истребителей пятого поколения и уже достиг значительного прогресса в разработке беспилотников, одновременно расширяя сеть аэродромов и подземных укрытий на островах Южно-Китайского моря, что повышает его устойчивость к превентивному удару. В результате баланс смещается – от одностороннего превосходства США к более сложному соотношению потенциалов сторон, где успех определяется не абсолютной мощью, а способностью оперативно мобилизовать вооруженные силы, защитить критически важные коммуникации и удерживать свободу маневра в условиях растущей взаимной уязвимости. С течением времени этот тренд будет нарастать.

— И когда можно будет ожидать радикального изменения соотношения сил?

— Вашингтон и Пекин продолжают модернизацию стратегических ядерных сил. США сохраняют количественное и качественное превосходство над КНР в области ядерного оружия и средств его доставки. Однако к 2030 году Китай может располагать уже тысячью ядерных боеголовок, что приблизит его к уровню, достаточному для нанесения неприемлемого ущерба оппоненту. Китай не связан никакими договоренностями о сокращении стратегических вооружений, и рост его арсенала уже оказывает влияние на дискуссии в США о возможном расширении собственных ядерных сил.

Пекин будет уклоняться от решительных действий до достижения убедительного военного превосходства над США в Восточной части Тихого океана. Понимая это, Вашингтон будет стремиться спровоцировать Китай на применение силы до достижения им стратегического перевеса. Из уст американских руководителей Джо Байдена и Дональда Трампа постоянно звучит дата развертывания военного сценария – 2027 год.

И снова об Украине

— В России принято считать, что одна из главных причин сравнительного дружелюбия Трампа по отношению к Москве состоит в том, что он хочет высвободить американские ресурсы на противостояние Китаю. Насколько, с вашей точки зрения, это соответствует действительности?

— Приоритеты США действительно смещаются из Европы в Азию, а долгосрочный курс Вашингтона состоит в сдерживании Китая как структурного оппонента США. Республиканская администрация Трампа гораздо решительнее и более деятельно готова отстаивать первенство США в регионе, чем это делали предшественники.

Соединенные Штаты и их союзники сохраняют качественное преимущество в авианосной компоненте, ударных атомных субмаринах, системах разведки-наблюдения-целеуказания и интегрированной ПВО/ПРО. Однако это преимущество размывается за счет серийного ввода в строй Народно-освободительной армией Китая многоцелевых эсминцев, крупнотоннажных десантных кораблей и дальнобойных ракет классов «земля–корабль» и «земля–воздух», создающих для американских надводных группировок зону повышенного риска у восточного побережья КНР. Уже сейчас это становится предметом для беспокойства в Вашингтоне и сигналом о необходимости перераспределения бюджетов между векторами внешней политики.

О «дружелюбии» Дональда Трампа по отношению к Москве можно говорить лишь с большой осторожностью. Резкое сокращение помощи Киеву представляет собой инструментальную экономию ресурсов, а не желание особым образом «дружить» с Россией. Одной из наиболее насущных для Соединенных Штатов задачей является поддержание «пирамиды доверия» союзников к американской политике — прежде всего, в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Но и Европу неправильно совсем списывать со счетов.

— Не свидетельствует ли мощная поддержка законопроекта о введении «суперсанкций» против России сенатора Грэма (признан в РФ террористом и экстремистом) со стороны большинства членов Конгресса о том, что готовность американской элиты вкладывать огромные ресурсы в противостояние России никуда не делась?

— Поддержка инициативы Грэма – это не столько готовность вкладывать огромные ресурсы в противостояние с Россией, сколько желание использовать санкции как дешевый, но репутационно важный рычаг. Сегодня Соединенные Штаты — общество, расколотое вдоль многих разделительных линий. Конгресс также не единодушен по многим вопросам. В этом контексте санкции выступают в качестве компромиссной сферы. Они существенно дешевле продолжения поддержки Украины и тем более прямой военной эскалации с Россией, а политический капитал на них можно заработать достаточно быстро.

Готовность наложить санкции не означает готовности воевать против России на Украине. Санкционная политика не требует и перераспределения ресурсов из бюджета Пентагона. Противоположное можно сказать о реализации стратегии в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Возможная война за Тайвань — экзистенциальная угроза для США, ставящая под вопрос американское глобальное лидерство, тогда как Украина и Россия — чувствительный репутационный вопрос, но — по крайней мере для администрации Трампа — второстепенный фронт.

— Вплоть до настоящего момента США вполне успешно занимаются двойным сдерживанием – и России, и Китая. Почему многие наши эксперты убеждены, что для Америки настало время выбрать для себя одного соперника в качестве главного и ослабить при этом давление на «неглавного»?

— Эпицентр международного соперничества перемещается из Европы в Азию. По прогнозам МВФ, до 2029 года Азиатско-Тихоокеанский регион обеспечит 70% мирового прироста ВВП при вкладе ЕС менее 8%. Украина воспринимается США как «тыловой кризис» и «дело Европы», а регионом будущего видится Азия. Более того, по мысли США именно Европа должна выступить «пулом ресурсов» в борьбе Вашингтона с КНР за гегемонию в Азии. Именно здесь производится более половины всей мировой промышленной продукции, обрабатывается около 60% контейнерного экспорта, а ежегодный объем перевозок через Южно-Китайское море оценивается в пять триллионов долларов. Китай находится в сердце этого динамичного региона и воспринимается США как главный вызов столетия. США ищут способ сдержать рост КНР, что грозит потрясениями международной экономике и транспорту.

— Но обязательно ли этот способ должен предусматривать отказ от двойного сдерживания?

— Сохранение двойного сдерживания требует от США все больших расходов для одновременной поддержки истощившейся Украины и подготовки к возможному конфликту с Китаем. Стратегическое сдерживание Китая на фоне бурного роста его военно-технического и геоэкономического потенциала становится затратным занятием. Пекин наращивает флот, ракетные войска и ядерный потенциал: к 2030 году КНР приблизится к паритету с США по количеству боеголовок и продолжит развивать средства эшелонированной обороны, интегрирующей ПВО, РЭБ, ВВС, РСЗО. В ответ на это США будут вынуждены перебрасывать на китайское направление больше и больше ресурсов. Одновременно и элиты, и американские избиратели всё чаще воспринимают Китай как приоритетную угрозу, а Россию — как «регионального противника».

Вместе с тем США пока не испытывают критического дефицита ресурсов, а санкционная политика против России остается дешевым инструментом, который можно сочетать с более дорогой военной политикой в АТР.

— Можем ли мы, учитывая все эти обстоятельства, спрогнозировать будущее американской политики по отношению к Украине?

— Несмотря на то, что в американской стратегической повестке дня администрации Дональда Трампа конфликт на Украине явно имеет второстепенный приоритет по сравнению с противостоянием с Китаем в Азиатско-Тихоокеанском регионе, США продолжают уделять этому направлению заметное внимание. Это обусловлено рядом причин.В условиях кризиса американского глобального лидерства для Вашингтона крайне важно сохранять «пирамиду доверия» к своей стратегии со стороны своих союзников. Доверие союзников по НАТО, особенно стран Центральной и Восточной Европы, будет существенно подорвано резким отказом США от участия в украинском кризисе.

Подобный шаг может быть воспринят союзниками как отказ гарантировать их безопасность и сигнал, что Америка готова «сдавать» своих партнёров ради переключения на другие цели и задачи. В экстремальном сценарии это может привести к росту самостоятельности европейских государств в вопросах обороны, что для США крайне нежелательно. Украина рассматривается Вашингтоном как инструмент сдерживания России. Санкции, военная и экономическая поддержка Киева позволяют США оказывать давление на нашу страну, одновременно демонстрируя другим странам (в том числе Китаю), что американские союзники не останутся без защиты.

Зачем Пекину идти на риск

— Своего нынешнего уровня процветания и могущества Китай достиг за счет своего развития в качестве экономической сверхдержавы. Зачем Пекину рисковать достигнутым, совершая в военной сфере шаги, последствия которых невозможно просчитать?

— Китай достиг своего нынешнего уровня процветания благодаря впечатляющему экономическому росту, который начался с конца 1970-х годов в рамках политики «реформ и открытости». За несколько десятилетий страна превратилась в мировую фабрику и выстроила мощную экспортно-ориентированную экономику. Китай стал второй экономикой мира, что вместе с мощным демографическим и военным потенциалом укрепило геополитическое влияние Пекина.

Логично ожидать было бы, что Пекин будет избегать конфликта, который может подорвать его процветание: ведь открытая военная конфронтация с США угрожает торговле глобальным цепочкам поставок, доступу на глобальные рынки сбыта. В результате Китай может столкнуться с экономической рецессией и внутриполитической нестабильностью.

Однако у Пекина есть несколько причин, по которым он всё же рассматривает возможность военных шагов, даже рискуя своим экономическим успехом. В китайской стратегии важную роль играет концепция национального возрождения. Тайвань рассматривается как символический элемент «единства нации», утраченного в результате исторических унижений XIX – начала XX века. Для Пекина это вопрос внутренней легитимации власти и сохранения стабильности: отказ от этого принципа может восприниматься населением как слабость, угрожающая власти Компартии.

— Делая ставку только на развитие экономики, дальше далеко не уедешь — так, что ли, получается?

— Китай понимает, что сохранение экономического могущества в долгосрочной перспективе невозможно без военной компоненты. Пекин ускоряет развертывание истребителей пятого поколения и уже достиг значительного прогресса в разработке беспилотников, одновременно расширяя сеть аэродромов и подземных укрытий на островах Южно-Китайского моря, что повышает его устойчивость к превентивному удару. Для страны, которая зависит от импорта энергоресурсов через достаточно уязвимую морскую торговую артерию военная сила — это страховка от угрозы внешнего воздействия.

Будем помнить, что прямое военное столкновение США и КНР грозит катастрофой обеим странам. Вместо открытого конфликта США делают ставку на провоцирование КНР с помощью «гибридной» тактики: военно-морские учения, досмотры подозрительных судов, патрулирование полуавтономных катеров с ракетным вооружением под предлогом операций по обеспечению безопасности судоходства, кибератаки на порты и гражданские суда, саботаж и операции под «ложным флагом».

— А точно ли у США найдется нужное количество «ложных флагов»?

— Стратегия, которую я описал выше, способна дезорганизовать морское судоходство, резко повысить стоимость перевозок и создать проблемы для логистики Китая. Примером может служить морской кризис в Красном море: из-за атак хуситов и необходимости обходить Суэцкий канал стоимость фрахта удвоилась, а страховые премии выросли втрое. Кто знает, но возникнут ли в районе Малаккского пролива или в Южно-Китайском море некие пираты (например, филиппинские или индонезийские), для борьбы с которыми США будут «вынуждены» установить особый режим судоходства?

— Одна из основ нынешней внешнеполитической стратегии Пекина — стремление вбить клин между «плохой и агрессивной» Америкой и «хорошей и миролюбивой Европой». Не приведет ли любая китайская попытка захватить Тайвань к крушению этой стратегии и превращению США и Европы в единый антикитайский монолит?

— Линия Пекина на противопоставление Соединенных Штатов и Евросоюза позволила нарастить экономическое влияние в Евросоюзе. Европейские страны активно торговали с Китаем, рассматривали его как рынок сбыта и источник инвестиций, а многие политики в ЕС (особенно в Германии и Франции) высказывали сомнения относительно американских призывов «отгородиться от Китая».

Очевидным образом любая крупная силовая акция в отношении Тайваня вызовет в Европе крайне негативную реакцию на политическом уровне. Она укрепит позиции Вашингтона, который давно добивается создания единого антикитайского фронта. Европа начнет резко снижать зависимость от китайских поставок в чувствительных отраслях, включая высокотехнологичные компоненты, редкоземельные металлы и аккумуляторы для зеленой энергетики. Это станет существенным вызовом для экономического развития Китая, завязанного на экспорте.

— Насколько существенным? Есть ли у Пекина хотя бы теоретические шансы справится с этим вызовом?

— Многие страны Европы не захотят быть втянутыми в прямое противостояние между США и Китаем и попытаются остаться в стороне от кризиса. Китайский рынок остается ключевым поставщиком комплектующих для мирового автомобилестроения, особенно в сегменте электромобилей, и даже кратковременный сбой в его логистике способен парализовать производство в странах Европы и в Северной Америке. Многие западные компании осуществляют сборку высокотехнологичных устройств в Китае, что превращает любые риски для этих цепочек в системный шок для рынка передовых технологий. Сравнительно уязвимыми оказываются розничная торговля и индустрия моды, где сложная сеть контрактов привязывает мировые бренды к китайским поставщикам тканей и готовой продукции.

Не менее чувствительны и энергетические рынки: перебои в транзите нефти через Малаккский пролив мгновенно отражаются на ценах, усиливая инфляционное давление по всему миру. Фармацевтика зависит от поставок активных ингредиентов, значительная часть которых синтезируется в Китае или в Индии из китайского сырья. Мировое сельское хозяйство, пусть и в меньшей степени, также, вероятно, ощутит удар в результате повышения стоимости удобрений и кормовых добавок.

— Иными словами, больно в случае начала войны из-за Тайваня будет абсолютно всем. Но что это конкретно означает в плане развития (или крушения) отношений КНР и Европы?

— Это означает, что любой крупный конфликт в западной части Тихого океана или длительная блокада жизненно важного морского коридора через Малаккский пролив приведут к одновременному сбою производственных цепочек по всему миру, запустив цепную реакцию ценовых шоков и логистических провалов. В этих условиях страны Европы, а также Ближнего и Среднего Востока, АСЕАН, будут искать возможности для извлечения экономической или политической выгоды из ситуации. Например, посредством обхода санкций, предоставления посреднических услуг, развития альтернативных транспортных маршрутов или поставки ресурсов одной из сторон конфликта.

— Если Америка с легкостью может блокировать морские пути торговли и снабжения Китая, то почему же тогда Пекин не особо форсирует расширение имеющих ограниченную проходимость сухопутным транспортных коридоров? Не является ли это признаком того, что КНР не собирается решать тайваньский вопрос военным путем?

— Ориентированная на экспорт китайская экономическая модель уязвима перед рисками дезорганизации морской торговли. Казалось бы, в такой ситуации Китай должен придавать первоочередное значение расширению сухопутных коридоров — через Россию, Центральную Азию, Пакистан и так далее. Однако Пекин действует в этом направлении с известной осторожностью, и процесс продвигается медленно.

Дело в том, что сухопутные маршруты имеют объективные ограничения. Их пропускная способность гораздо ниже, чем у морских контейнерных перевозок. Сухопутные маршруты требуют серьезных инвестиций в инфраструктуру и чувствительны к политической стабильности транзитных стран. Многие критически важные товары, включая сжиженный газ и нефть, проще и дешевле возить морем, чем строить дорогие наземные нефтепроводы и газопроводы, которые вдобавок ко всему еще и уязвимы для диверсий. Во всех отношениях морские перевозки дешевле, быстрее и стабильнее, чем железнодорожные коридоры.

— А теперь, я так понимаю, настало время для большого «но»?

— Ключевое обстоятельство состоит в том, что Китай в настоящий момент делает ставку на «стратегическое терпение», предпочитая выиграть время для наращивания военной мощи, создания альтернативной финансовой архитектуры (CIPS, «цифровой юань») и укрепления технологической базы. Однако для смены соотношения сил нужно время. И сейчас оно на стороне Пекина.