[Новое Пристанище] «Нечто». Американец рассказал, как его жизнь и разум спас великий русский роман, пробудив интерес к нынче «отмененной России» и смысл жизни

отметили
14
человека
[Новое Пристанище] «Нечто». Американец рассказал, как его жизнь и разум спас великий русский роман, пробудив интерес к нынче «отмененной России» и смысл жизни

Писатель из Нью-Йорка признался в статье для UnHerd, что благодаря литературе вернул себе здравомыслие. И случилось это в Санкт-Петербурге, когда ему было всего 19 лет — а книга, которая пробудила в нем заново интерес к жизни, оказалась романом Ивана Тургенева «Отцы и дети».

Когда мне было 19, я снимал с соседом крошечную квартирку в Санкт-Петербурге, в нескольких шагах от Сенатской площади, где бродил, объятый безумием, главный герой “Преступления и наказания”. Быть может, я и сам чуть не тронулся умом. Я отправился в Питер, как говорят местные, изучать русскую литературу. Но именно в тот семестр я выучился немногому.
 
Холод и тьма города меня сломили, и вскоре у меня возникло явственное ощущение, что я живу внутри русского романа. Я часами бесцельно бродил вдоль темных замерзших каналов. Как-то раз, переночевав у каких-то хулиганов, угостивших меня гашишем, я проснулся, чешась от укусов постельных клопов. После этого из-за моей непрекращающейся паранойи и ночных метаний квартирная хозяйка попросила меня съехать.
 
Отсюда и новое пристанище — на пару с соседом. Квакер из Пенсильвании тоже изучал русскую литературу. Добрее человека я не встречал за всю жизнь. С его помощью и благодаря литературе я вернул себе здравомыслие. Чтобы согреться, мы надевали зимние комбинезоны прямо в помещении и постоянно кипятили воду на плите (старый советский трюк). А еще мы проглатывали Пушкина, Лермонтова и Гоголя и обсуждали прочитанное за спартанской пищей. И вот однажды мы добрались до “Отцов и детей” Ивана Тургенева, и произошло нечто очень странное — нечто, изменившее ход моей жизни.
 
Тогда передо мной лежало множество путей. Но “Отцы и дети” и дальнейшие обсуждения с соседом по комнате подтолкнули меня к самому мучительному, наименее прибыльному и в то же время самому восхитительному шагу: заняться художественной литературой и писать книги. Это было судьбоносное решение, но, если бы передо мной снова встал этот выбор, я сделал бы то же самое.

Знакомство с “Отцами и детьми” породило во мне одержимость романом как литературной формой. За свою юность и взросление я видел появление блогов, твитов, стихотворений в Instagram* и ленты в Facebook*. Ничто из этого меня не заинтересовало. Это годилось лишь для того, чтобы извергать ругательства, заманивать клиентов или полоскать грязное белье. Лишь роман мог уловить безумную полифонию страстей и идеологий, которые я ощущал, пытаясь сориентироваться в жизни в эпоху интернета. И лишь роман мог преобразовать сложность современного мира в нечто одновременно прекрасное и правдивое. Я твердо в это уверовал и почти десять лет трудился над тем, чтобы написать собственный — который, как я надеялся, воплотит в себе все лучшее в этой литературной форме и претворит мою теорию в жизнь.

Причем же тут “Отцы и дети”? Роман Тургенева, увидевший свет в 1862 году, рассказывает историю двух друзей-студентов Базарова и Аркадия, их семей и их любовных увлечений. Базаров — нигилист. Вообще, это понятие зародилось в Германии, но в России 19-го века ушло гулять в среде террористов и революционеров, да и сам роман “Отцы и дети” внес немалый вклад в его популяризацию. Базаров, сын сельского лекаря, не признает никаких авторитетов: ни церкви, ни государства, ни семьи, ни обычаев.

Аркадий, младший из них двоих, боготворит Базарова и приглашает его погостить в загородном поместье, где живут его овдовевший отец Николай, его любовница Фенечка и дядя Павел. Базаров постоянно сердит Павла своими рассуждениями о бессмысленности поэзии и искусства и тщете всех обычаев, и не скрывает своего презрения к Павлу, чопорному аристократу, которого считает типичным представителем “лишних людей” России. Когда Павел видит, как Базаров украдкой целует Фенечку, он вызывает его на дуэль. Базаров хладнокровно стреляет ему в ногу и тут же сам начинает обрабатывать рану. Позже, рассказывая об этом событии Аркадию, он язвит, что рана “самая интересная, только не в медицинском отношении”.

Тем временем Аркадий и Базаров наносят визит двум очаровательным сестрам, Анне и Кате Одинцовым. Анна, старшая, осторожная и уставшая от жизни вдова — она достаточно повидала и благодарна за уют, которого добилась. Катя, неиспорченная и живая 18-летняя девушка, умна, независима и напрочь лишена злобы и желчи. Базаров влюбляется в Анну, но получает отказ. Даже глубоко им заинтересовавшись, Анна слишком практична, чтобы отдаться столь неординарной личности. Аркадий же влюбляется в юную Катю, она принимает его предложение руки и сердца, и они обретают супружеское счастье.

Ближе к концу книги Базаров возвращается к родителям, сельскому врачу и суеверной русской женщине, которые суетятся вокруг него и восхищаются его высокомерными остротами. Они искренне верят, что их сын гений и станет Великим. Но Базаров случайно заражается, когда лечит тифозного больного, и у неряшливого врача не находится чем прижечь рану. Базаров умирает дома с ледяным достоинством, ничего не объясняя и не извиняясь за прожитую жизнь. Перед смертью он беспечно советует отцу утешиться христианской верой, к которой сам испытывает лишь презрение.

Когда я впервые прочитал роман в 2010 году, мне показалось, что Базаров — бесчувственное чудовище. Он негодяй, который презирает поэзию и искусство, смеется над родительской любовью, третирует молодого друга, который его боготворит, высокомерно отрекается от всей мудрости прошлого и проводит свободное время, препарируя изловленных лягушек. Кто, спрашивается, будет восхищаться таким хамом?

Оказалось, мой сосед по комнате. Я был потрясен, выяснив, что для моего нежного и трепетного соседа Базаров — не кто иной, как трагический герой романа: человек достаточной воли и мужества, чтобы принести великие реформы в свою страну, но ему на каждом шагу мешают мелочность и безразличие окружающих, которые в итоге душат его.

Тогда такое просто не укладывалось в голове. Но перечитывая роман сейчас, я вдруг понял, что вижу и противоположную точку зрения. Базаровская Россия была преисполнена глупости и несправедливости. Поэзия не несла никакой практической пользы, как бы ею ни восторгались образованные классы. Влюбленность нередко действительно оказывается губительной. Лучший учитель, как говорили мудрецы от Лао-цзы до да Винчи, — это сама природа, а не обычай и не власть. Аркадий во многих отношениях наивный “осел”, как его называет Базаров, а родители самого Базарова — неотесанные простофили.

Так кто же был прав? Я или мой сосед по комнате? Ну, можно сказать, что мы оба. И одновременно никто из нас. Роман как форма, в отличие от твита, газетной полемики или гневной тирады в TikTok, не предназначен для того, чтобы забивать голы для той или другой стороны. Его величайшие образцы — “Отцы и дети”, а также “Пармская обитель”, “Воспитание чувств” или “Холодный дом” — создают именно такую двойственность.

Это гораздо важнее, чем может показаться на первый взгляд. Сегодня мы привыкли к романам и воспринимаем их как должное. Но роман все равно остается мощным средством — подчас даже революционным. В современном мире все рассказывают истории, поэтому легко забыть, сколь разительный сдвиг в общественном сознании вызвал роман. До романа самым популярным чтивом среди масс были религиозные проповеди. Они, несомненно, были интересны и назидательны с нравственной точки зрения. Но роман впервые позволил проникнуть в чужую субъективность. В Англии страсть к романам среди новых образованных представителей среднего класса была настолько велика, что началось моральное смятение.

Но почему роман так важен сейчас, в эпоху, которая услаждает нас такими кондитерскими удовольствиями, как сериалы Netflix с их туго закрученным сюжетом, неистовый поток видеоигр и TikTok? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны вернуться к великому американскому литературному критику середины века Лайонелу Триллингу (Lionel Trilling). Уже в его времена интеллектуалы утверждали, что роман мертв, и именно поэтому он и написал в 1948 году свое эссе “Искусство и богатство” в его защиту.

Триллинг утверждал, что роман — это сфера, где абстрактные идеи становятся конкретными. Возьмем того же Базарова. Многие интеллектуалы времен Тургенева сомневались в мудрости обычаев и классового общества и размышляли, не пора ли от всего этого отказаться. Но Тургенев заострил этот вопрос, переведя в конкретную плоскость. Он не взвешивал “за” и “против”, как сделал бы инвестор — или философ, если на то пошло. И он не излагал самое скандальное или ангажированное мнение, как поступил бы современный блогер. Вместо этого он показал нам в душераздирающих подробностях несчастную любовь Базарова, горе его родителей и его стоическое отношение к смерти.

Для Триллинга этот метод был особенно важен, потому что мир, в котором он жил, полнился абстрактными идеями — даже идеологиями — которые еще предстояло проверить на практике. “Жизнь в идеологии, — писал Триллинг, — от которой никто из нас не может полностью избавиться, — странна и погружена в привычки и полупривычки. Мы испытываем бурные страсти из-за идей, но не вполне осознаем конкретную реальность их последствий”.

Это в тысячу раз вернее в 2025 году, чем в 1948 году. Мы по-прежнему томимся в плену идеологии. Под влиянием социальных сетей мы подвержены диктатуре толпы, даже если ее сегодняшние убеждения противоречат вчерашним. Быть двойственным, противоречивым — давно забытый прием.

Увы, мы утратили навык как раз тогда, когда он нам нужнее всего. Скорость, с которой технологический прогресс меняет мир, увеличивается с каждым днем. Искусственный интеллект грозит полностью перевернуть наши представления о работе и труде. Воскресают странные политические идеи вроде протекционизма и монархии. Современная наука дарует нам поистине божественные возможности: мы можем выбирать, какой из эмбрионов родится на свет, какие древние виды возродятся из небытия и какие задачи будут делегированы роботам.

Все это — поприще романиста. Однако слишком многие из наших современников сознательно уклоняются от самых взрывоопасных тем или же относятся к романам как к продолжению своих лент в социальных сетях, где всегда понятно, кто “плохой”, а кто “хороший”. Немалая часть романов страдает удручающим мелкотемьем — они посвящены лишь узким социальным кругам или унылым домашним заботам.

В эпоху американского процветания, когда еще брезжил “конец истории”, этого, может, и хватало. Но сегодня роман должен вернуться к конкретизации острейших идеологических проблем эпохи, — именно так ставили вопросы Тургенев и другие великие русские романисты 19-го века. Да, за это можно поплатиться. Сам Тургенев был практически изгнан с родины из-за фурора, который произвели “Отцы и дети”. А у американского или британского писателя в 2025 году больных тем будет даже больше, чем у русского в 1862 году.

Когда я писал свой первый роман, я чувствовал, что должен не только понять моего самого провокационного персонажа, но и сопереживать ему. Я надеялся обрести читателей, которые его полюбят, и тех, кто его возненавидит. Но самое главное, я надеялся, что публика предпочтет обсуждать заложенные в роман идеи, а не поливать друг друга грязью в интернете. Нет, художественная литература не может напрямую изменить мир — или может, но лишь в исключительных случаях. Но я верю, что какое бы новое общество мы ни построили на обломках 20-го века, оно потребует умственных способностей тех, кто может чувствовать себя комфортно, несмотря на собственную двойственность. То есть с хорошим романом в руках.

Что же касается пронзительных полемических книг, “кухонного” реализма и замкнутых “самосочинений”, где элементы биографии автора пересекаются с художественным вымыслом, от которых ломятся полки сегодняшних книжных магазинов, я лишь повторю реплику Базарова в тот момент, когда становится ясно, что его дружба с Аркадием закончилась: “Душа моя, это не беда; то ли еще на свете приедается! А теперь, я думаю, не проститься ли нам?”.
 
Ноа Кумин (Noah Kumin)
_________________________________________
* деятельность Meta (соцсети Facebook и Instagram) запрещена в России как экстремистская
Добавил suare suare 2 Мая
Комментарии участников:
Ни одного комментария пока не добавлено


Войдите или станьте участником, чтобы комментировать