Этот пленный укр, 29-летний житель села под Полтавой, лежит в нейрохирургии. Кроме повреждений мозга, у него осколочные ранения брюшной полости, верхних и нижних конечностей. Его нить жизни практически оборвана — только сердце, сильный насос молодого организма, продолжает качать кровь и не сдается. Попрощаться с сыном через бесконечную череду украинских, а потом и наших блокпостов приехала его мать. Седая, иссушенная сельской «працей» и горем, женщина в скромной белой кофточке, черной длинной деревенской юбке, запыленных черных тапках и черной же косынке. Она встала на колени возле кровати, уткнулась лицом в бурые бинты на ногах сына и речитативом, на одной ноте, без чувств и слез, говорила с ним, или с собой, или с медперсоналом, молча слушавших ее слова покаяния, бессилия, прощания.
— Павло! Павло! Не кидай мене! Ты ж мий первисток! А шисть диточок твоих на кого залишишь? Шестеро детишек дома остались. Павлуша мой, мой первенец! Обещали ему в военкомате — и дом в Донбассе дадут, и батраков четверо. Он и пошел. Я отговаривала — та нащо тоби дом, той Донбасс? Не послухав. Пишов воювати. Тепер ось, що робити? другому моему сыну — Петрику — теж повистка пришла. Та я военкома вилами з дому погнала, повистку розирвала та в харю йому кинула. Але що ж робити? Павло! Павлуша! Ридний мий! Я тут, мамця твоя! Ти мене чуешь?
14 часов назадОтветить
Avatar
Фертинг Сантик
+77
На выходе из нейрохирургии стоял врач и курил. Я остановилась рядом. Он посмотрел на меня и спросил:
— Прониклась ее горем?
— Что тут скажешь…
— Вот именно. Ничего. В его военном билете стоит запись -доброволец. Он добровольно пошел воевать. Это все меняет.

и дом в Донбассе дадут, и батраков четверо. Он и пошел.