Поворачиваем на улочку, ведущую к полю, за которым начинаются украинские позиции. И натыкаемся на абсолютно сюрреалистическую, по местным меркам, картину. Посреди улицы гуляют две козы, молодая женщина и двое маленьких детей. Вика Кобаченко с маленьким Антошкой и Любой вышли подышать свежим воздухом, в котором, впрочем, чувствуется примесь пороховой гари и горелого железа.

— Да мы уже ничего не боимся, — говорит Вика. — Вроде и выехать есть куда, но мы не хотим бросать свои дома. Как обстрел — ложимся на пол и лежим. А так, воды нет, света нет, все провода пообрывало обстрелами. Носим воду с колодца, греем на печке, купаем детей.

— Они же не воюют, боятся, — подходит еще одна местная жительница. — Только издалека, со своих пушек стреляют. Стрельнут, поубивают народ, свалят хаты — и опять прятаться.

Есть у Вики еще одна причина, по которой она боится уезжать. У третьего ребенка — 4-летней дочки — врожденная микроцефалия, и женщина не хочет лишний раз нагружать нервную систему девочки. Считает, что переезд в неизвестность может пагубно сказаться на ее болезни. Помощи Вика не просит. Разве что памперсов привезти. Обещаем в следующий раз приехать не с пустыми руками и идем на соседнюю улицу.

Жилая часть Семеновки кончается, жилых домов не встречаем уже давным-давно. Без киношного свиста, за соседней хатой разрывается снаряд, и мы падаем ничком в рассыпанные по асфальту ягоды тутовника. Остальной тутовник сеется на нас с неба сладким дождем. Из-за дуршлага, который был когда-то нарядными воротами, выглядывает ополченец с окладистой бородой:

— Парни! Вы кто?

— Пресса российская.

— Так, давайте-ка быстро дуйте за мной в подвал, сейчас танк накидывать начнет. Слышите, двигатель работает?

Мы, действительно, минут пять назад услышали металлическое щелканье стартера и следом – звук мотора. Ссыпаемся в добротный погреб. Следующий снаряд приземляется чуть ближе, земля ходит ходуном. Один из ополченцев комментирует:

— Пристрелялся, именно по нам накидывает, видать, группу заметил.

Еще один разрыв – уже совсем близко. Бородатый командует:

— Так, все встали на нары! Сейчас через дверь осколочная осыпь вторичная полетит! Прижались яичками к стенке! Задница – мясо, нарастет. Яички – совсем другое дело.

Фотографа Андрея Стенина, без бронежилета, ополченец с позывным Боцман закрывает своей массивной фигурой и серьезно объясняет:

— Надо вас сберечь, парни! Российские журналисты здесь дорогого стоят. Если вас поубивает, некому будет наш «православный джихад» показывать! Парни, хотите шоколадку? На джихаде без сладкого никак!

Мы, прижавшись к трясущимся сырым стенам, готовы были разрыдаться от умиления.

Через несколько минут мы познакомились. Ни что так не сближает людей, как одно бомбоубежище. Наш провожатый Артем, крепкий мужчина в годах, объясняет подробно – как и почему мы встряли:

— Некоторое время назад у укров появился танкист-снайпер. Реальный снайпер, позывной «Ровно». Потому что после него все ровняется с землей. Он вынес нашу кухню, дом слева от погреба. Вынес как – из КПВТ, очередью проделал дырку в «зеленке», чтобы снаряд раньше времени не сработал. Проверил получившуюся дырку трассером, и начал бить туда снарядами. Здесь где-то лазает его корректировщик. Вот он вас и отследил, вашу группу. Не любят они москвичей. Причем звук выстрела из пушки ты не слышишь, не слышишь сам снаряд, только разрыв. У этого снайпера есть свой раб, который выводит танк на позицию и проверяет – нет ли засады или фугаса.

Артем рассказывает, что такой же профессионал появился и у минометчиков, пришли откуда-то наемники. Теперь просто так не стреляют – составили «карту огня», и бьют точно по позициям и укреплениям. Боцман заключает:

— Их сдерживает только технические характеристики их оружия. Вчерашний обстрел нашей чайханы, это же, блин, Сикстинская капелла! Шедевр!

Пока мы болтали, Боцман считал снаряды. Наконец, он заключает:

— Все, половину боекомплекта отстрелял, поехал менять позицию. Побежали! Артем первый, я замыкающий. Делать все, как мы, двигаться по траектории идущего, или бегущего впереди.

На полном ходу мы влетаем на передовую и уходим под землю. Командир этого участка обороны, позывной «Корсар», с гордостью говорит, что «скоро зароемся, как под Верденом в первую мировую, и никогда они нас отсюда не выдавят». Корсар просит нас записать видеообращение к украинской армии, мы не отказываем:

— Подумайте, в чем виноваты люди, которые сейчас из-за вас страдают? Такое впечатление, что вас мамы в детстве мимо коляски клали. Обидно мне за ваш народ. А правосеки пусть знают – пощады им не будет. Стоять здесь мы не будем, будем гнать. Не сможем сами – нам помогут. У меня все.

Мы идем по траншеям и думаем, что в Великую Отечественную Славянск держал оборону почти четыре месяца, и скорее всего оборона проходила здесь же, под гребнем сопки опоясывающей город разомкнутым кольцом. И все повторяется снова. Также в нишах, выкопанных на уровне пола траншеи, спят бойцы. И ополченец с самозарядной винтовкой Токарева, кажется, вышел из нашей истории. Сидит, чистит ее… СВТ оружие нежное, требует постоянного внимания. Ополченец Игорь, говорит что в Семеновке родился, а воюет здесь с первого дня.

— За свой дом воюю по улице Орденоносцев, от которого сейчас одни стены остались. Дом в ту войну уцелел, а эти подонки разбомбили. Вместе с бабушкой парализованной. Стреляли по матери моей, по сестре.

Еще несколько часов мы проводим в блиндаже, приход нашей группы почему-то возбудил украинскую армию. К танку добавился минометчик. Общаемся с ополченцами. Вся украинская география собралась в этом блиндаже на окраине Семеновки – Донецк, Харьков, Запорожье, Полтава. Наконец у миномета кончаются боеприпасы, а танк начинает долбить несчастный химический завод. Ласковыми волками, хитрыми бобрами мы выбираемся с позиций и на бешеной скорости проскакиваем перекресток с многострадальными буквами из нержавейки «СЛАВЯНСК». Спустя десяток минут на этом перекрестке под огонь танка попадет автобус с гуманитарной помощью. Волонтеры разбегутся по лесопосадкам, а израненная машина с памперсами, водой и медикаментами так и останется на перекрестке с Семеновкой, как символ несостоявшегося прекращения огня.

Такое вот ща на Семеновку сыпалось, не знаю чо это. Не Град. Внизу после них зарево, как от пожара

Еще один разрыв – уже совсем близко. Бородатый командует:
— Так, все встали на нары! Сейчас через дверь осколочная осыпь вторичная полетит! Прижались яичками к стенке! Задница – мясо, нарастет. Яички – совсем другое дело.

Фотографа Андрея Стенина, без бронежилета, ополченец с позывным Боцман закрывает своей массивной фигурой и серьезно объясняет:

— Надо вас сберечь, парни! Российские журналисты здесь дорогого стоят. Если вас поубивает, некому будет наш «православный джихад» показывать! Парни, хотите шоколадку? На джихаде без сладкого никак!

Мы, прижавшись к трясущимся сырым стенам, готовы были разрыдаться от умиления.
Через несколько минут мы познакомились. Ни что так не сближает людей, как одно бомбоубежище.

Корсар просит нас записать видеообращение к украинской армии, мы не отказываем:

— Подумайте, в чем виноваты люди, которые сейчас из-за вас страдают? Такое впечатление, что вас мамы в детстве мимо коляски клали. Обидно мне за ваш народ. А правосеки пусть знают – пощады им не будет. Стоять здесь мы не будем, будем гнать. Не сможем сами – нам помогут. У меня все.