Сам Ходорковский просит не считать «Тюрьму и волю» полноценной автобиографией или подведением итогов. Для этого, по его словам, время пока не пришло. Тогда что?«В отличие от профессиональных писателей, я пишу не потому, что «не могу не писать», а для того, чтобы оказать влияние на ситуацию в том направлении, в котором считаю нужным. Текст — лишь наиболее доступный сегодня способ такого влияния».

В книге пятнадцать глав, названия говорящие, в особых комментариях не нуждаются: «Борисыч. Чужой, но заслуживающий уважения», «Я хотел быть лучшим», «Политика», «Золотое время банкиров-дилетантов», «Большой бизнес», «1998», «После Ельцина», «При Путине», «Страна меняет вектор». Попеременно солирует каждый из авторов. Если у Ходорковского это собственный монолог, то Геворкян, для полноты картины, постоянно вплетает в текст голоса других участников событий – родственников, адвокатов, коллег, соратников по бизнесу, журналистов, ученых, бывших сотрудников ЮКОСа, региональных чиновников, предпринимателей…

Основная часть книги открывается с необходимой вводной главы «Русский народный Кафка» — хронологии, и пожалуй, даже антропологии «дела Ходорковского» — имена, лица, даты, выразительные детали, интриги, лишенные логики повороты сюжета. Минуя лишние подробности, в ней дается четкое представление о развитии, внутренней политической машинерии процесса. «Власть боится и не верит, что, оказавшись на свободе, Ходорковский не будет мстить, не попытается вернуть собственность, не станет «графом Монте-Кристо». – пишет Наталья Геворкян. — Власть не верит, хотя Ходорковский не раз и не два говорил публично, что закрыл эту страницу своей жизни, что у него совсем иные планы на будущее. Я верю, что у него иные интересы и планы, я не думаю, что он намерен мстить, но уверена, что Ходорковский не забудет и не простит эти годы, вычеркнутые из его жизни по чужой воле». И еще. «За то время, что писалась книга, родилась и умерла надежда, что президент Медведев — полноценный президент и профессиональный юрист. Мне ясно, что Ходорковский был и остается пленником Путина, он отмеряет ему срок. И к праву вся эта история имеет не большее отношение, чем избрание Путина на третий срок к выборам в нормальном понимании этого слова».

По контрасту после темпераментной публицистики – холодноватая отстраненная сосредоточенность Ходорковского. Стартовая глава – о неволе. Тюрьма для него — увеличительное стекло для наблюдения за общественными процессами, очень интересны рассуждения о том, как меняется «состав» сидельцев, в чем сходство и различие современных узилищ с ГУЛАГом, как неправильно они устроены с точки зрения управленца. Но главное, разумеется, психология свободного человека, решившего выжить и сохранить себя в условиях буквальной физической несвободы, механизмы адаптации. «Выяснил для себя, что мне легче всего дать выход нервам, переложив мысли на бумагу. Начал писать тексты выступлений, писем, жалоб, но не статей. То, где «даешь выход», не годится, чтобы читали другие. Потом перечитываешь — неадекватно. Зато появляетс