Космонавт Георгий Гречко где-то рассказывал о том, почему Сергей Королев выбрал Юрия Гагарина для первого полета человека в космос: «Я тогда был инженером, готовил к запуску ракеты. Когда мы, инженеры, смотрели на них, сравнивали объективно: у кого лучше образование, воспитание, знания технические. И скажу честно, здесь Гагарин не был первым. Узнав, что Королев отобрал для первого полета Гагарина, мы его не совсем поняли. Но потом, когда весь мир его приветствовал, мы поняли и признали: Королев был прав. Согласитесь, Гагарин был одним из лучших и ярчайших представителей нашего народа. Простой, улыбчивый, приветливый, верный».

Королев гениально выбрал образ (собственно, от самого человека, находившегося в то время в спускаемом аппарате, мало что зависело), ставший тотчас символом эпохи, представивший Советский Союз времен «оттепели» совершенно иным – с «гагаринской улыбкой», – чем он воспринимался, ассоциируясь ранее только со Сталиным. К тому же, по советским меркам, Королев, выбрав Гагарина, совершил довольно значимый гражданский поступок: будучи сам в свое время репрессированным, он и в космос первым отправил человека, который, пусть и ребенком, «оставался на временно оккупированной территории» в годы войны. В те времена такой пункт в анкете часто препятствовал карьерному росту.

Сегодня же, через 50 лет после 108-минутного полета, оказалось, что у нас есть еще один столь же бесспорный праздник, как и День победы. При этом он одинаково благожелательно и уважительно воспринимается и во внешнем мире. Не только потому, что «холодная война» давно закончилась, а наши былые успехи в «космической гонке» более никого не пугают, но и потому, что улыбчивый Гагарин ни у кого не вызывает никаких досужих рассуждений на тему, кто кого в 1945 году «оккупировал». Гагарин в этом смысле исторически абсолютно бесспорен для всех.

То были, конечно, годы наивысшего расцвета советской системы. Основы, заложенные в бериевских «шарашках», в годы послаблений практически моментально «выстрелили» – не только первым спутником и первым человеком в космосе, но и Евтушенко и Рождественским в Политехническом, «Весной на Заречной улице», «Карнавальной ночью», спорами (осмысленными, искренними, по-своему содержательными) «физиков» и «лириков». То было время, наверное, наивысшего расцвета советской науки. Созданный именно в те годы научный задел позволил советским, а затем и российским ученым десятилетия спустя претендовать и получать (Жорес Алферов, к примеру) Нобелевские премии. То было время надежд и искренней (для очень и очень многих) веры в то, что мы таки «догоним и перегоним Америку», а к 1980 году построим коммунизм. Тем более что отставание по уровню жизни от Запада тогдашнего СССР было наименьшим за все время после 1914 года – после 70-х годов оно начало стремительно расти. Именно тогда взбудораженное успехами СССР в «космической гонке» американское разведывательное и научное сообщество писали алармистские доклады президенту о «катастрофе» в американском образовании.