В Иркутской области, в Забайкалье, по землям которых протянули трубу, самый дорогой бензин в стране (если не брать во внимание совсем уж отдаленные и малонаселенные территории). Труба не меняет к лучшему жизнь тех земель, по которым она прошла, она дает выхлоп за тысячи верст отсюда.

…В этих пространствах мало что изменилось. Здесь и сегодня человек — вошь, он нужен для обслуживания инфраструктуры, созданной под удобства ESPO (или, по-русски, ВСТО — марки сибирской нефти, названной по имени трубы, по которой она поставляется), для перекачки сырьевых богатств; вся местная жизнь структурирована под это и ни подо что другое. Последний раз, когда меня угораздило проезжать Тайшет (а его не миновать никому, едущему или идущему по России, — здесь сходятся все пути с запада на восток и обратно), я застрял на Московском тракте — федеральной трассе М-53. Эту единственную автомобильную дорогу, соединяющую окраины страны, просто перегораживают на полдня, пока идут караваны железнодорожных цистерн, многие — под логотипами «КОС» и «Ю» (в первом случае замазана масляной грязью буква «Ю», во втором «КОС»). Люди выходят из машин. Дышать нечем. Эти люди не имеют значения, они не обслуживают трубу. Имеет значение, что ESPO за баррель на один бакс, а то и два пойдет дороже, чем Urals. Имело значение, что государство дало на распил суммы в несколько раз большие, чем планировал потратить Ходорковский на реализацию этого проекта (и он хотел обойтись собственными и заемными ресурсами).

Не знаю, кого здесь могли удивить обнародованные Навальным суммы. Здесь спрашивают про другое. Например: а зачем эта труба? Зачем она Китаю, понятно. И почему это любимый проект Путина, тоже понятно. Зачем нам? Зачем Тайшету? Сибири? России? Что мы будем качать по трубам, когда эта черная жидкость из перегнивших трупов древних живых организмов кончится? Пример Уярского комплекса по перевалке нефти показателен. Искать смысл в современной российской сырьедобывающей политике занятие столь же увлекательное и обреченное, как поиск мыслей в заднице: там —