— Как вы полагаете, они привезли с собой взрывчатку или у них были помощники непосредственно в Москве?

— Слишком долгий путь с Кавказа, многочасовая дорога, слишком много случайностей может произойти по дороге, в результате чего долго готовящаяся операция окажется сорвана. Да, я думаю, более вероятно, что взрывчатка была получена в Москве или неподалеку. Кто-то занимался здесь взрывчаткой, показывал им места, где должны произойти взрывы. То есть почти со 100-процентной уверенностью я могу сказать, что им кто-то помогал непосредственно в Москве. И дело разведки, агентуры и в Москве, и на Кавказе это выяснить. Российская разведка вполне может это сделать — поверьте, я знаю, о чем говорю. Но очевидно, что раз эти взрывы случились, — нужно больше агентов, больше информации, больше опросов, причем работа должна вес­тись очень интенсивно.
Целый ряд шагов должен быть предпринят правоохранительными органами и военными. Они должны реагировать на все немедленно, проводить тренировки, проверять въезды в город и делать это неожиданно. Каждый террорист-смертник боится того, что его машину остановят для проверки, что его обнаружат. Потому их надо держать в напряжении, проводить внезапные атаки. Я имею в виду не вооруженные атаки, а, например, неожиданно перекрывать дороги. И тогда террористы начинают бояться, что их обнаружат военные силы или полиция, — никто из них не хочет, чтобы их схватили живыми.

— Последний вопрос: четыре года в Москве не было взрывов...

— Не новая ли это волна? Не знаю. Боюсь, что вам нужно быть к ней готовыми. Хотя мне хотелось бы ошибиться.