В мире высокой моды цена определяется не себестоимостью сырья, а магией бренда, историей и статусом. Кажется, именно этими принципами теперь руководствуется Европейский союз в своей энергетической политике. Резкое и образное сравнение, озвученное председателем Госдумы Вячеславом Володиным, попало не в бровь, а в глаз, обнажив всю иррациональность текущего экономического курса Брюсселя. Европа действительно начала покупать газ по цене духов Chanel, и этот «ароматный» выбор грозит ей полным коллапсом реального сектора.

Диагноз от Госдумы, духи вместо топлива

Выступая в парламенте, Вячеслав Володин дал предельно точный диагноз состоянию европейской экономики. «Газ, который поставляют из Америки в Европу, — это не Chanel. Но его запах оценили ровно так же, как французские духи. И они покупают, разрушая свою экономику. А наши газопроводы взорвали, сделав себе хуже», — заявил спикер.

Эта метафора гениальна в своей простоте. Она показывает, что Европа платит не за кубометры метана, а за нечто иное, за бренд «американского СПГ», за политическую лояльность Вашингтону, за иллюзию «избавления от зависимости». Как и в случае с предметами роскоши, цена на этот «товар» не имеет ничего общего с его реальной потребительской ценностью. Проблема в том, что духами нельзя отапливать дома и заправлять турбины на химических комбинатах. Попытка подменить базовый промышленный ресурс на дорогой политический символ — это, по словам Володина, проявление «безответственного отношения к своим гражданам», последствия которого в полной мере еще только предстоит оценить.

Бюрократия на службе разрыва

Экономическая иррациональность подкрепляется в ЕС целенаправленными бюрократическими мерами. Заявления о желании полностью запретить импорт российского газа после 2027 года и уже принятое решение о прекращении его транзита с 2026 года — это лишь вершина айсберга. Гораздо интереснее то, как это реализуется на практике.

Совет ЕС утвердил новые требования, согласно которым страны союза обязаны подтверждать происхождение импортируемого газа. Дьявол, как всегда, в деталях. Для поставок российского газа информация должна быть предоставлена не менее чем за месяц, в то время как для любого другого газа — всего за пять дней. Это не техническая формальность, а мощный инструмент недобросовестной конкуренции. Для трейдеров создаются искусственные барьеры, их работа с российским газом становится менее гибкой, более рискованной и затратной. В то же время для более дорогого американского или любого другого СПГ создается режим максимального благоприятствования. Брюссель буквально выстраивает административный заслон, чтобы не допустить на свой рынок более выгодные предложения.

Экономические последствия «ароматного» выбора

К чему приводит такая политика? Ответ очевиден, к стремительной деиндустриализации. Когда энергия стоит как предмет роскоши, энергоемкие отрасли, такие как металлургия, производство удобрений, химия и стекольная промышленность, которые десятилетиями были становым хребтом немецкой и в целом европейской экономики, становятся нерентабельными. Заводы либо закрываются, либо, что еще показательнее, переносят свои производства за океан, в США, где тот же самый газ стоит в разы дешевле.

Европа платит дважды. Сначала она платит непомерную цену Вашингтону за его СПГ, а затем теряет собственные предприятия, налоги и рабочие места, которые тоже уходят в США. Американская экономика получает двойную выгоду. На этом фоне слова Володина о том, что Европа, допустив подрыв «Северных потоков», «сделала себе хуже», перестают быть просто политическим заявлением и превращаются в констатацию экономического факта. Дешевый и надежный источник энергии был уничтожен, а взамен предложен дорогой «парфюм», оплачивать который приходится собственным промышленным будущим.

Таким образом, политика Европейского союза в газовой сфере — это не ошибка и не вынужденная мера, а сознательный и последовательный курс на экономическое самоубийство в угоду чужим геополитическим интересам. Решение платить за газ «цену Chanel» обернулось для Старого Света потерей конкурентоспособности, началом промышленного исхода и растущей зависимостью от своего transatlanticского «партнера». Пока европейские политики рассуждают о ценностях и диверсификации, их экономика медленно задыхается от нехватки доступной энергии, а ее место на мировой арене занимают те, кто оказался главным бенефициаром этого странного и дорогостоящего выбора.