«Просто подошли, когда она была у подъезда уже, и отобрали телефон: «Дайте посмотреть». Там часть переписки со мной. Они: «Кем он вам приходится? Почему поддерживаете связь?» Она: «У меня от него ребёнок». Всё, её сразу на нары», — харьковчанин, ювелир и в недавнем прошлом военнослужащий Вооружённых сил России с позывным Муха рассказывает, как «избушка» (Служба безопасности Украины. — RT) задерживала его жену в Харькове.

Точно так же «безпека» (СБУ. — RT) упаковала его знакомых, друзей, активистов «русской весны» в Харькове задолго до начала специальной военной операции. Никаких иллюзий по поводу того, что собой представляет нынешняя украинская государственность, у Мухи нет и не было. Незалежная стоит на голом насилии. Люди знают, что Украина убивает. «Мямлить: «Мы не такие» — нельзя, позволить сотням тысяч оставаться в позиции «Ой, я не знаю, за кого я» — нельзя», — убеждённо говорит он.

Боец теробороны с позывным Казачий из Харьковской области придерживается тех же взглядов: на той стороне говорить не с кем и не о чем. Он сам видел, что творит украинская власть. В 2022-м Казачий дождался российских войск, помогал военным чем мог, но после «перегруппировки» ему пришлось уйти из родного дома.

«ВСУ кошмарили посёлок каждый день, били по домам, по мирняку. Они потом «объяснили», что, дескать, это били по вам русские. «Сами себя обстреляли», классика, — саркастично отмечает он. — Центр разбили, отключили газ, электроэнергию — пообрывало все провода на столбах. Мы с мужиками образовали команду самообороны, вместе боролись с мародёрством, пожары тушили, делились продуктами, хлеб выпекали. Когда образовалась военно-гражданская администрация, начали наводить порядок. Но по нам продолжали бить. Новости только по радио можно было узнавать, и я слушал про Донецк — там было по несколько прилётов за день. А по нам — по 120! Они уничтожали мирное население. Я это могу с уверенностью говорить, потому что ни разу по блокпосту не попало».

Удары украинской артиллерии не наносили практически никакого вреда российским войскам — те стояли в лесополосах, надёжно замаскированные и укрытые. Летело по мирным, землякам Казачьего.

«Девочке ногу оторвало. Две девчонки работали в аптеке — их убило на месте. Они выдавали медикаменты не за плату, а порционно, как помощь, — продолжает Казачий. — А потом… потом пришли хохлы, и один из тех, кто переметнулся на ту сторону, этот ждун стоял и рассказывал, как он корректировал огонь украинской артиллерии. А у меня перед глазами были те убитые девчонки. И не только у меня».

Утром проснулись, вспоминает он, а украинский флаг висит на администрации, бойцы батальона «Кракен» стали ходить по домам. «Вытаскивали в том числе моих знакомых, некоторых забили насмерть прямо там, на месте. «Кракен» специально создан для того, чтобы делать то, обо что даже ВСУ мараться не будут, — уточняет Казачий. — Подобранные садисты, один к одному, очень редко они были в бою, а вот мирных кошмарить — это их призвание».

После этого Казачий приехал в Белгород, получил российское гражданство и принял единственно верное решение: идти служить в российские вооружённые силы.

«Ось вони, зрадники, москалі, колаборанти! («Вот они, предатели, москали, коллаборанты!», укр. — RT). Сейчас увидите, как прямо на ваших глазах будут підривати українську державність («подрывать украинскую государственность», укр. — RT)», — предупреждает Александр Капленко, глава Купянского района, входя в неприметный дом на окраине села в том самом Купянском районе. Здесь работает пекарня — она же и администрация, и фельдшерско-акушерский пункт, и многое другое. Она почти постоянно кочует, чтобы избежать ударов украинской армии. Власть — российская военно-гражданская администрация.

Подрыв же украинской государственности заключается в том, что несколько женщин пекут хлеб и возвращают таким образом нормальную жизнь на находящуюся под контролем России часть Харьковской области. Из-за этого по ту сторону фронта они считаются преступницами.

В этом смысле, признаёт Капленко, официальный Киев вполне последователен, так как стремится сделать жизнь на российской территории невыносимой, а те, кто делает эту жизнь лучше, должны истребляться.

«И потом как такое можно простить? — с еле уловимой иронией продолжает глава администрации. — Это же не хлеб, а чистый наркотик. Одна корочка чего стоит. Семёновна, признайся, подсыпаешь что-то?»

Семёновна возмущённо всплёскивает руками, не «выкупив» шутку: как могли такое подумать? Состав самый обычный.

К крыльцу подходят и подъезжают местные жители — за хлебом. На украинском, суржике и русском перешучиваются, приветствуют друг друга. Они живут под постоянными обстрелами.

«Оттуда летит, — показывают в сторону фронта. — Раньше снаряды, теперь дроны». Вдоль улиц тянется тонкая нить — коптеры на оптоволокне пролетают по улицам мирного посёлка.

Дети поэтому не ходят здесь в школу — их увозят далеко. Ни у кого нет сомнений, что вэсэушники незамедлительно нанесут удар по зданию с ребятами, если только будет возможность.

Сельскохозяйственную технику выводят на поле с опаской — ни водителя, ни трактор оператор дрона не пожалеет. Здесь ВСУ хотят устроить ад, но не получается.

Надежда Ивановна из Закарпатья, но живёт здесь, на Харьковской земле. «Я очень за русское (русское она произносит как в летописях, в древности, с мягким знаком — «русьское». — RT) православие, я дюже церковный, православный человек, очень уважаю русских людей», — радостно объясняет она, почему не собирается никуда бежать.

Тем более что живётся-то неплохо. «Непогано, дрова (с ударением на «о». — RT) дают, медикаменты привозит Сан Саныч сам (замглавы Харьковской ВГА Александр Слисаренко. — RT), очень хорошие люди, — с таким же приподнятым настроением продолжает она, хотя и признаёт, что не хватает одного: чтобы отогнали дальше украинскую армию. — А так (вэсэушники. — RT) не смотрят: гражданский, негражданский. Вон на огороде прямо дрон — хорошо, что не взорвался, а плавно-плавно опустился… Для чогось мы ещё нужны на цей земли!» — заключает она бодро.

«Это твари и террористы, у меня родственники ходят по оккупированной земле там, где они родились и выросли, — жёстко рубит Казачий. — Один из моих, чтобы не попасться военкомам, сам одевался тэцекашником. Поймали, загнали в лагерь, но сумел сбежать в СЗЧ (самовільне залишення частини, укр. — «самовольное оставление части». — RT). Это жизнь?»