Такие договоренности не афишируются, но прописаны в контрактах об уходе, что позволяет транснациональным корпорациям формально соблюдать санкции в краткосрочной перспективе, допуская при этом возможность вернуться.

В ряде случаев работа продолжалась без затруднений уже при новом владельце. Хотя названия брендов в России могли измениться, кадры и дизайн продукции остаются практически неизменными. В некоторых случаях сохранились даже иностранные каналы поставок и интеллектуальная собственность.

Южноафриканский прецедент весьма поучителен. В 1980-х годах иностранные компании отказались от своих активов под давлением акционеров, активистов и правительств под предлогом апартеида. Но лишь немногие из них ушли всерьез. Большинство продали свои активы местным элитам — влиятельным бизнес-группам, связанным с правящим режимом. После этого они благополучно продолжили поставлять продукцию, зарегистрировали новые товарные знаки и негласно поддерживали работу через обходные каналы.

Цель санкций — ослабить “наказанное” государство. Однако наше исследование показало, что добавленная стоимость, созданная транснациональными корпорациями в ЮАР, никуда не исчезла.

В России иностранные компании с 2022 года распродают активы с большими скидками местным олигархам и связанным с государством организациям. В ряде случаях покупателями стали давнишние местные партнеры или держатели франшизы. В других — организации, неизвестные широким потребителям, но, предположительно, тесно связанные с Кремлем.

Последствия вполне предсказуемы. Вместо того чтобы ослабить экономическую базу режима, санкции ее, наоборот, упрочили.Как и в свое время в ЮАР, уход иностранных фирм укрепил национальную элиту, позволив ей накопить новые активы и сосредоточить в своих руках больше рыночной власти.

Сообщается, что некоторые компании, покинувшие было Россию, уже пересматривают свои решения. Закулисно идут переговоры о том, как возобновить работу, когда условия изменятся. Их возвращение сгладят заблаговременно принятые меры — положения об обратном выкупе, лицензионные соглашения или местные партнерства.

Примерно это же мы обнаружили в ЮАР. В 1990-х, по окончании апартеида, иностранные транснациональные корпорации хлынули обратно в страну. Но начинали они уже не с нуля. Они выкупили у местных элит свои бывшие активы — причем нередко гораздо дороже.

Короче говоря, исход из ЮАР стал одновременно периодом тщательной подготовки к будущему возвращению. Кроме того, наше исследование также показало, что южноафриканские конгломераты воспользовались неожиданными доходами для финансирования международной экспансии и укрепления позиций в новой экономике.

Санкции были и остаются ключевым инструментом международной дипломатии. Но наше исследование показало, что их эффективность во многом зависит от того, как их реализуют конкретные фирмы, и кому в итоге достаются распроданные активы. Если ими обзаводятся “свои люди” с завязками в большой политике, подсанкционные режимы могут, наоборот, окрепнуть.

Политика санкций должна учитывать не только то, продали фирмы свои активы или нет, но еще и как, и кому. В противном случае самые благонамеренные меры могут в итоге привести к непредвиденным последствиям.

Это означает, что правительства должны выйти за рамки собственно санкций и разработать для уходящих корпораций механизмы прозрачности, отслеживания и подотчетности.

Принято считать, что санкции против ЮАР сыграли важную роль в крахе апартеида. Но поскольку страна продолжает страдать от безработицы и системного неравенства старого образца, опыт ЮАР должен послужить историческим предупреждением. Если санкции призваны привлечь виновных к ответственности и ускорить перемены, мы должны уделять самое пристальное внимание тому, что происходит после того, как громкие заголовки сходят на нет.