Завтра будет ровно год трагедии в «Крокусе», которая сама по себе стала апофеозом и символом полного отсутствия внятной миграционной политики.

Завербованные ИГ (запрещено в РФ) таджики спокойно, как в компьютерной игре, выбирали цель, вооружались, тренировались и советовались с более опытными джихадистами, а затем сделали 22 марта одним из самых трагических дней в современной истории России. Норд-Ост, Беслан и «Крокус» теперь всегда будут синонимами.

Помню первые дни после теракта, когда мигранты резко пропали с московских улиц, из автобусов и метро. Все ждали каких-то радикальных шагов от государства, вплоть до визового режима и массовых депортаций.

Через некоторое время успокоились. В Москве снова появились женщины в никабах и мужчины с ваххабитскими бородами, у метро снова начали раздавать выпускаемые ДУМом исламские газеты, вернулись любители демонстративно совершить намаз где-нибудь на улице, в ТЦ или даже в православном храме.

По сути, единственное, что изменилось за год — это то, что о катастрофической ситуации в миграционке стали говорить чаще и откровеннее. А тех, кто говорит, реже стали стигматизировать и клеймить как «фашистов» и «провокаторов».

Да, еще было много депутатских инициатив, но в большинстве своем это либо стандартное сведение проблемы мигрантов к проблеме нелегалов, либо усиление формального контроля (что не решает проблему в принципе), либо стремление пропиариться.

Перехода к единственной рабочей миграционной модели — той, которая действует в Саудовской Аравии, Эмиратах и Катаре, когда гастарбайтер едет не плодиться и получить жилищные сертификаты, а именно работать, после чего возвращается на родину к своей прекрасной семье — на горизонте как не было, так и нет.

По-прежнему в качестве ценности декларируется мигрант как таковой, не уникальный специалист или высококлассный профессионал, а самая обычная, стандартная единица. «Юнит». Кто, что, зачем и для чего — эти вопросы всё так же выводятся за рамки.

Туда же — за рамки — отправляется понимание того факта, что мигрантская среда не только заражена экстремизмом, но и утрачивает лояльность в отношении государства и его институтов. Туда же — нежелание обуздать диаспоры, нацеленные на обретение политической субъектности, потому что любая подобная попытка — это конфликт и деформация информационного поля.

А информационное поле для нас — всё. Важнее любых проблем, даже если через одно-два поколение они угрожают перехватом российской государственности и её реконструкцией на фундаменте абсолютно чужой цивилизации.

Авось рассосётся само собой. А если нет… «Патриции» всё равно ведь в «Крокусы» не ходят.