В преддверии юбилея Победы портал «Будущее России. Национальные проекты» начинает серию публикаций о ветеранах и детях войны в рамках проекта «Жить и побеждать». Героем нашего первого репортажа стал сотрудник Научно-исследовательского института ядерной физики имени Д.В. Скобельцына заслуженный работник МГУ Павел Николаевич Сироклин, которому в феврале этого года исполнилось 100 лет.

Во время Великой Отечественной войны в составе элитного соединения он защищал Москву, а позже обеспечивал безопасность Потсдамской конференции. Вот уже 72 года Сироклин работает в МГУ, решая самые разные задачи — от посадки знаменитых сталинских лесных полос до обеспечения и комплектации различной аппаратуры, устанавливаемой на искусственных спутниках Земли. Удивительная история жизни этого человека, которую он сам называет совершенно обычной, — в материале портала.

«Лошадь отец жалел, а меня нет»

«Я родился 16 февраля 1920 года», — начинает свой рассказ Павел Николаевич, и от этих простых слов невольно перехватывает дыхание.

И чем дальше слушаешь его историю, тем больше поражаешься, до каких мелочей может хранить трагические и счастливые события человеческая память.

Сироклин появился на свет в бедной семье в глухой украинской деревне Хомутец. Детства, когда можно беззаботно поиграть с друзьями, у него не было. С малых лет Павел Николаевич помогал отцу: пахал землю, сажал овощи, осенью собирал урожай. Своими детскими руками по нескольку дней семечко за семечком чистил подсолнухи и кукурузу. Ходил с сестрой в лес собирать крапиву, цветки липы, чтобы высушить и продать аптеке… И это далеко не все, чем приходилось заниматься маленькому Паше.

«Мой отец был гончаром. И вот в семь-восемь лет он меня каждый день заставлял на коленках стоять и месить глину. Месить так, чтобы нигде не осталось ни одного камешка, иначе горшок не получится. Смастерил отец горшки — их нужно отшлифовать, чтобы блестели. Сделать свинцовую глазурь, обжечь. А дальше надо было продать, и для этого мы ехали за 20 км в районный центр в единственный тогда в стране выходной — воскресенье. Чтобы добраться до базара, мы шли всю ночь. Отец на телегу меня не сажал, говорил, что тогда лошади будет тяжело. Представляете, лошадь он жалел, а меня нет. И вот я иду за повозкой, держусь за нее и сплю на ходу. Отец мой был глухой, и я был ему еще как переводчик — помогал договариваться с покупателем. А зарабатывали мы таким трудом мизер, спроса почти не было», — рассказывает Павел Николаевич.

В 1929 году, когда Павлу было девять лет, в стране началось раскулачивание. Бригада мальчишек помогала искать хлеб у кулаков. Потом пришла коллективизация, и крестьян стали насильно записывать в колхозы, отбирали скот. СССР охватил массовый голод.

«Мама пекла хлеб: очистки кукурузы, картофельные очистки, цветки белой акации, листья с деревьев — все туда клали. На вкус он был горький, невкусный. Но есть было совершенно нечего. И лошади в колхозе умирали с голоду. Соломы с крыш, которую для них снимали, им не хватало. Если бы вы видели, как они плачут! Когда умирающая лошадь плачет, это страшно», — вспоминает Сироклин.

Окончив школу, он устроился в колхоз и очень быстро стал передовиком на всех сельскохозяйственных работах. Через несколько лет его порекомендовали в сельсовет, где он принимал налоги от крестьян. В 1939 году, когда началась война с Финляндией, стал местным представителем райвоенкомата и вручал повестки военнообязанным. В том же году Сироклина избрали депутатом в местный совет как лучшего работника села.

Оживленная Москва стала пустой

«В 1940 году пришла моя очередь получить повестку и идти в армию. С несколькими пересадками по железной дороге я добрался до подмосковной Балашихи. Иду со станции в казармы, смотрю, стоит М-1 (советский легковой автомобиль, производившийся на Горьковском автомобильном заводе в 1936–1942 годах, стал символом эпохи. — Прим. ред.), черная машина блестящая, возле нее шофер. Екнуло у меня: „Ух, хорошо бы шофером быть!“ Потом нас переодели, подстригли, что мы уже и друг друга перестали узнавать. Выяснилось, что приехали мы в часть, которая называлась „Отдельная мотострелковая дивизия особого назначения имени Ф.Э. Дзержинского“ (элитное соединение. — Прим. ред.). Я попал в роту связи. Помню, потом в декабре нас отправили в командировку в совхоз „Воронцово“ на юго-западе Москвы прокладывать линию. А мороз был 20 градусов, земля замерзла, ломали ее, кирками долбили, носы и щеки у нас подморозились — у нас (на Украине. — Прим. ред.) таких морозов отродясь не было», — вспоминает Павел Николаевич.

В начале января 1941 года Сироклина отправили на курсы шоферов. Не зря екнуло тогда сердце! После экзаменов в ГАИ в Москве за ним закрепили автомобиль — утепленный фургон ГАЗ-2, в котором размещалась радиостанция и работали радисты. Вместе с ними Сироклин ездил на военные учения.

«В полдень 22 июня мы узнали, что на нашу страну напала гитлеровская Германия без объявления войны. К нам пришло пополнение, и вместо отдельной роты мы стали отдельным батальоном связи. Появились врач свой, санитарная машина, бензовоз, и меня перевели работать на него», — рассказывает Павел Николаевич.

Однажды в сентябре, когда в казармах занимались строевой подготовкой, неожиданно над военными пролетел немецкий самолет и пустил очередь. К счастью, ни в кого не попал. Потом после этого налета начали объявлять воздушные тревоги, Москву перевели на осадное положение, а транспорт стал ходить только по специальным пропускам. Москва была затемнена, все окна в домах и рабочих помещениях были зашторены или заклеены черной бумагой. Машины по Москве ездили только с подфарниками. Город опустел, казалось, что в нем совсем не осталось людей.

«Часто совершались налеты, иногда по три раза за ночь, и однажды как бабахнет! На улице стало светло как днем. Немец метил бомбой в нашу казарму, а эта бомба попала в склад боеприпасов, который в 10 метрах стоял, склад загорелся, начали взрываться боеприпасы, нескольких человек ранило. После этого стали использовать заградительные аэростаты. Ребята собирали зажигательные бомбы, которые немцы бросали на крыши. Народ прятался в метро, землянках, многие уезжали. Заводы стали эвакуировать. А дорога была только одна — Горьковская, и там была огромная пробка. Наша часть тогда располагалась и в Балашихе, и в Лефортове, и чтобы доехать из одного места в другое, уходил целый день», — вспоминает Павел Николаевич.

Однажды противник напал на него прямо днем: бензовоз Сироклина двигался по Ленинградскому шоссе, когда над ним внезапно появился немецкий самолет, который стал из пулемета строчить по бензовозу. К счастью, пули летели мимо, Сироклину удалось доехать до леса и там спрятаться.

В декабре советские войска смогли приостановить врага, и помогла этому, как известно, суровая зима — сильные морозы и снег. Немецкая техника встала: масло замерзало, солдаты были в летней форме, поскольку планировали захватить Москву до холодов. Затем началось контрнаступление, и теперь наши войска шли только вперед. Уже в 1942-м немцев удалось отогнать от столицы на 100 км.

Киностудия и секретная почта

В 1945 году война закончилась. Сироклину дали увольнительную, чтобы он смог посмотреть Парад Победы, но домой не отпускали. Почему, он не знал. В июне был сформирован сводный полк из войск НКВД — 1200 человек, отбор был очень строгим, брали, что называется, самых-самых. Павла Николаевича назначили начальником хозяйственной части и дали команду переодеть весь полк в пограничную форму. Командир части полковник Григорий Шимбирёв получил литеру А для движения по железной дороге — поезд никто не имел права остановить. Так Сироклин оказался в Потсдаме.

«После приезда нас разгрузили, и мы пешим строем прошли Бранденбургские ворота. Затем нас разместили в зданиях киностудии, и в одном из них мы нашли склад с радиоприемниками. Настроив волну, мы и узнали, зачем сюда приехали: охранять Потсдамскую конференцию трех великих держав — СССР, США и Великобритании. Однажды Черчилль и Трумэн проехали как раз мимо нашей киностудии на открытых машинах, махали нам руками и улыбались. Сама Потсдамская конференция проходила на даче Геббельса — в ходе войны она осталась нетронутой. Очень хорошее место, липы кругом. Так я и увидел западных и наших правителей. Помимо нас безопасность обеспечивали еще две части — колоссальная охрана. В мои обязанности входило носить секретную почту, и я всегда имел при себе пистолет. Когда встреча закончилась, мы поехали домой, но еще полтора года меня не отпускали. „Вы нам нужны“, и все тут», — рассказывает Павел Николаевич.

За верную и доблестную службу Сироклин награжден орденом Отечественной войны II степени, медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За оборону Москвы» и многими другими, юбилейными.

Увидел и понял: судьба!

С особенным удовольствием и нежностью Сироклин говорит о том, как познакомился с женой.

«В 1943 году мне дали увольнительную, и я решил поехать на ВДНХ. Сложно поверить, но эта остановка тогда называлась „Село Алексеевское“. Сел на трамвай, стою в конце, а у первой двери заметил девушку. Увидел ее и по глазам понял: это она. Сердце екнуло, и я выскочил за ней, когда она выходила. Потом мы с ней немного поговорили, и она рассказала, что приехала из Казани, сейчас живет на улице Чернышевского. Это оказалось очень близко от моей казармы. И мы договорились снова встретиться. А вот имя я так тогда и не спросил. И когда в свой следующий выходной я пришел по этому адресу, так и спрашивал у людей: „Где тут девушка, которая приехала из Казани?“ Спустя три года мы поженились, еще через год родился сын», — вспоминает Сироклин. Вместе они прожили 57 лет.

Первое время молодые снимали угол в бараке, где стояла кровать, отгороженная ширмой. Там же пришлось жить несколько месяцев и уже вместе с сыном, который родился в 1947 году. Устроившись завхозом на биофак МГУ, Сироклин перевез семью в маленький финский домик вблизи биологической станции в Звенигороде. Павел Николаевич занимался восстановлением народного хозяйства.

«В 1950 году меня отправили в комплексную научную экспедицию по вопросам полезащитного лесоразведения в Сталинград. Там ветродуи, сушь была, ничего не росло. И правительство решило посадить лесозащитные полосы. Я был назначен замначальника по административно-хозяйственной части. Всего нас направили около 100 человек — сотрудников нашего факультета и Института лесоведения Академии наук. В течение трех лет мы ездили туда, посадили акацию, вяз и ясень. Дуб и липа там не росли почему-то. Коллеги потом ездили уже через несколько лет, сказали, что полоса получилась, слава богу», — вспоминает Сироклин.

После этого он вернулся на факультет и стал начальником отдела материально-технического обеспечения. Со временем получил квартиру в доме преподавателей на Ломоносовском проспекте, в семье родились еще два ребенка.

В 1969 году перевелся на работу в Научно-исследовательский институт ядерной физики имени Д.В. Скобельцына. Здесь Сироклин занимался материально-техническим обеспечением и комплектацией научно-исследовательской и прикладной аппаратуры, устанавливаемой на многих искусственных спутниках Земли, пилотируемых космических аппаратах, включая МКС, и автоматических межпланетных станциях серий «Венера», «Марс», «Луна». При нем отечественная космонавтика делала первые шаги.

«Всего я проработал в университете 72 года, всю жизнь участвовал общественных работах, уже 25 лет являюсь председателем совета ветеранов войны. Как говорится, мужчина должен построить дом, посадить дерево и воспитать сына. Я заветы выполнил: родили мы троих детей, дача у меня хорошая, я сам лично строил, посадил дерево, да не одно. Так что я перед страной выполнил все, что необходимо. Теперь у меня пять внуков, шесть правнуков, любите и жалуйте», — смеется Сироклин.

На вопрос, в чем секрет его долголетия, отвечает, что все дело в нежирной пище и постоянной работе. «Я никогда не ел колбасы, никогда ее не брали, ни сарделек, ни сосисок, этого не было. Покупали курицу, крылышки, мясо, фарш. В основном же макароны и каша всю жизнь. И всю жизнь честно трудился, добросовестно. Я большой трудяга, без работы не могу. Два выходных в неделю для меня слишком много», — говорит Павел Николаевич.

Читайте также:

Эстафета «Наша Великая Победа» стартовала в Севастополе и пройдет в 123 городах