Любовь Соболь из кожи вон лезет, чтобы предстать и рупором протестов, и иконой оппозиции, играя роль, написанную для нее кукловодами из Вашингтона.

Это для нее «самореализация», ради которой она подавила в себе последние остатки материнского инстинкта – если он у нее, вообще-то, был.

Ее дочь растет неприкаянной – как сорная трава. Маму она практически не видит, поскольку та целиком и полностью поглощена «политической работой».

Муж-некрофил Мохов также отнюдь не удовлетворен таким положением дел и активно гуляет от одержимой дамочки налево. «Воспитанием» пятилетней девочки вынужден заниматься он. Делает это весьма своеобразно – вместо колыбельной ставит причитания людей на могилах, а в качестве сказок читает статейки из своего некрофильского журнала.

В квартире Соболь раздается постоянный детский плач, что позволяет предположить, что над ребенком издеваются, и семья нуждается в контроле со стороны соответствующих инстанций.

Любови Соболь дочь нужна лишь как щит от правосудия – наличие малолетнего ребенка не позволяет подойти к ней со всей строгостью закона.

Мохов тем временем порхает от одной «ночной бабочки» к другой, не будучи обремененным моральными принципами и опять же родительским инстинктом.

Сама Соболь в отместку также пыталась завести себе любовника, но тщетно. Видимо, со скандальной мадам не могут ужиться даже мужчины с пониженной социальной ответственностью.