«Ее экономика, и без того менее крупная, чем у Италии, возможно, трещит по швам, но спустя два десятилетия после того, как 31 декабря 1999 года к власти в Кремле пришел практически неизвестный бывший шпион КГБ, Россия и ее президент Владимир Путин движутся к завершению того, что может быть их лучшим годом», — пишет The New York Times.

«Соединенные Штаты, которые во время холодной войны были непримиримым врагом, но теперь возглавляются президентом, приверженным идее „поладить Россией“, сотрясает импичмент, оттягивающий на себя все внимание; Великобритания, другая главная опора трансатлантического альянса, который Путин годами пытался подорвать, также разворачивается внутрь и только что проголосовала за правительство, которое обещает выйти из Европейского союза к концу января», — говорится в статье.

«Ближний Восток, где когда-то царило американское и британское влияние, все больше смещается в сторону Москвы на фоне того, как она коренным образом изменила ход войны в Сирии, предоставила Турции, члену НАТО, передовые ракетные системы и подписала контракты на миллиарды долларов с Саудовской Аравией, ближайшим союзником Америки в арабском мире. Россия также сблизилась с Египтом, еще одним давним американским союзником, стала ключевым игроком гражданской войны в Ливии и сделала шаги в сторону того, что все больше напоминает союз с Китаем», — напоминает издание.

«Прошло всего пять лет с того момента, как в 2014 году президент Барак Обама вынес свое пренебрежительное суждение о России как о „региональной державе“, способной лишь угрожать своим соседям „не из-за силы, а из-за слабости“. Ее успехи вызывают таинственный вопрос: как такая страна, как Россия, огромная по размеру — у нее 11 часовых поясов — но слабая, если измерять ее экономические и другие важные показатели, стала такой мощной силой?» — задумывается автор публикации Эндрю Хиггинс.

«Когда рухнул Советский Союз, все задавали один тот же вопрос, — вспоминает Нина Хрущева, внучка советского лидера Никиты Хрущева и эксперт по России в Новой школе в Нью-Йорке: „Как получилось, что такая прогнившая система выступала в весовой категории, которая намного превышала ее собственную?“

»Запад, по словам Хрущевой, неоднократно неверно истолковывал страну, амбиции которой настолько же велики, как и ее территория (...). Путин, по ее словам, «одновременно является и технократом и религиозным фанатиком, эксгибиционистом и мастером секретов. Вы ожидаете одного, линейно, и вдруг следует нечто совсем другое, дымовая завеса».

" (...) Как репортер, базирующийся в Москве Москвы, два десятилетия назад, когда первый демократически избранный президент России Борис Николаевич Ельцин передал власть Путину, я отправился в Санкт-Петербург, родной город нового президента, чтобы попытаться выяснить, какой шанс — если таковой имеется — есть у Путина управлять (...) той мрачной сценой которую ему вручили. (....)

«Разговор с бывшей учительницей биологии в средней школе, где учился Путин, однако, быстро показал, что, как гласит популярная русская поговорка, „надежда умирает последней“. Она помнила Путина не только как прилежного ученика, но и как исключительного баскетболиста, потому что „он был очень высоким“. То, что новый президент, небольшого роста, в ее памяти вырос и стал гигантом, дало мне первое представление о том, что за последние 20 лет стало определяющей чертой правления Путина: его способности представлять себя и свою страну как занимающих намного более высокое положение, чем то, о котором, как кажется, говорят объективные факты», — пишет Хиггинс.

«Но дело не столько в ловкачестве. „Возможно, у него мелкие карты, но он, кажется, не боится их разыгрывать, — говорит Майкл Макфол, бывший посол США в Москве, а ныне научный сотрудник в Стэнфорде. — Вот что делает Путина таким страшным“.

»В интервью режиссеру Оливеру Стоуну Путин признал это. «Вопрос не в том, чтобы иметь много власти, — сказал он. — Вопрос в том, чтобы распорядиться хотя бы той властью, которая у тебя есть, распорядиться правильно».

«Путин использовал российский патриотизм (...), чтобы достичь некоторых реальных результатов, в частности, обуздать беспорядки ельцинской эпохи, наряду со свободами. Он подавил восстание в Чечне, которую он посетил через несколько часов после вступления в должность (...), модернизировал вооруженные силы и обуздал — отправив в изгнание, в тюрьму или просто запугав — олигархов, которые при Ельцине сделали столь много, чтобы дискредитировать капитализм и демократию. Он вырастил новую группу послушных олигархов, лояльных Кремлю», — говорится в статье.

«Тем не менее, отмечает Глеб Павловский, политолог, более десяти лет был советником Кремля, Россия при Путине до сих пор напоминает ему экзоскелет из научно-фантастического фильма: „Внутри сидит маленький, слабый и, возможно, испуганный человек, но со стороны это выглядит страшно“.

»(...) Экономика России представляется карликовой на фоне экономики Америки, которая в долларовом выражении больше ее более чем в 10 раз; она слишком мала, чтобы войти хотя бы в список ведущих 10, и в этом году она выросла всего на 1%. Ее культурный охват за пределами ее границ также не слишком большой, несмотря на то, что она славится классической музыкой, балетом и многими другими видами искусства. Южная Корея, благодаря K-pop и своим фильмам, имеет намного больший охват", — полагает The New York Times.

«И все же Россия стала путеводной звездой для автократов и начинающих автократов по всему миру, пионером медиа и других инструментов, известных в России как „политические технологии“, которые эти лидеры сейчас используют, с помощью или без помощи Москвы, чтобы нарушить мировой порядок, в котором когда-то доминировали США. К ним относятся распространение фейковых или, по крайней мере, вводящих в заблуждение новостей; маскировка простых фактов сложными теориями заговора; и осуждение политических соперников как предателей или, выражаясь словами президента Трампа, заимствованными у Сталина, „врагов народа“.

Китай также выступает за автократию как способ быстрого достижения результатов (...). Соблазны авторитаризма а-ля рус нашли благодатную почву в странах, которые давно считали себя оплотами западных ценностей, таких как Венгрия и Польша, и которые имели давнюю историю враждебности по отношению к Москве. Они привлекли избирателей и в других странах Европы, а также в некоторых частях США. Павловский, бывший советник Кремля, сказал, что он был ошеломлен во время недавней поездки по Западной Европе, когда люди говорили ему „как нам повезло в России, что у нас такой блестящий и сильный президент“.

»Существует едва ли не консенсус, что Путин — это великий человек, воплощение де Голля, — сказал он. — Путин думает так и сам. Это не просто иллюзия, потому что это работает".

«Не все россияне в этом убеждены, особенно молодежь в Москве и Санкт-Петербурге, которая организовала акции протеста в течение лета, чтобы объявить, что время Путина на исходе. Но силы безопасности быстро положили этому конец, использовав зачастую жестокую силу, и рейтинг одобрения Путина по всей стране, который немного снизился, теперь вернулся к отметке около 70%, согласно опросу, опубликованному в ноябре Левада-центром (...)».

«Ободренный переменчивым ветром, дующим в направлении России — и в его собственным, в интервью The Financial Times он объявил мертвым главное кредо Запада после окончания Второй мировой войны. По его словам, идеология либеральной демократии изжила себя».

«Российские манипуляции были особенно успешными в Соединенных Штатах, которые Путин и его чиновники регулярно обвиняют в параноидальной русофобии. Но их фиксация на России только умножила силу ее влияния. Попытки Москвы посеять раскол через Facebook и другие платформы социальных сетей были низкобюджетными и зачастую примитивными, но они оказали непропорциональное влияние на американский политический процесс», — отмечается в статье.

Рассуждая о выборе Путиным направления для России, издание отмечает, что настоящий поворотный момент, по словам Павловского, который тогда работал в Кремле, наступил с обвалом мировых финансовых систем".

«Для Путина это был решающий порог, — сказал он. — До этого он ориентировался на Америку. Да, ему крайне не нравилось то, что делали американцы во всем мире, но все же он видел в Америке сильнейшую экономику, управляющую мировой экономической системой. Неожиданно оказалось: нет, они ничем не управляют». Это, сказал Павловский, «был момент истины», когда «все старые нормы исчезли». С тех пор, по его словам, Россия приступила к созданию собственных норм", — говорится в статье.

«Реальность — это не детский утренник и не раздача мандаринов, — подчеркивает он. — Другими словами, вещи просто выглядят не так, как вы думали, как вы хотели, как вы ожидали».