Комментарии участников:
Дебют Енгибарова состоялся 25 июля 1959 года на манеже новосибирского цирка, где его выступление ждал обидный провал. Многолетний партнер Енгибарова клоун Альберт Минасян рассказывал: «Дело было в том, что некоторые детали оказались «недотянутыми». Прежде Леонид не выступал на манеже, репетировал в камерных залах, на сцене. Он потерялся в огромном круглом амфитеатре, это было ударом почти смертельным! Нашлись те, кто предложил отправить начинающего клоуна в Москву с «волчьим билетом». Другие сказали: «Дайте парню шанс! Вы посмотрите, как он работает – в шесть утра на манеже, а уходит последним!..» Леонид не любил вспоминать новосибирский эпизод. Тогда он выдержал. Продолжил репетиции. Пригласил меня в свою репризу «Бокс», стали работать вместе. С труппой объехали многие цирки страны. Уже в 1960-м публика стала встречать его аплодисментами. А потом – грянул абсолютный триумф».
В 1959 году Енгибаров переехал в Ереван, и поступил в труппу армянского циркового коллектива. В отличие от большинства тогдашних клоунов, которые веселили зрителей с помощью стандартного набора трюков и хохм, Енгибаров пошел совершенно иным путем и, одним из первых стал создавать на арене цирка поэтическую клоунаду. Его репризы не ставили своей основной целью выжать из зрителя как можно больше смеха, а заставляли думать и размышлять. Юрий Никулин вспоминал: «Когда я увидел его в первый раз на манеже, мне он не понравился. Я не понимал, почему вокруг имени Енгибарова такой бум. А спустя три года, вновь увидев его на манеже Московского цирка, я был восхищен. Он потрясающе владел паузой, создавая образ чуть-чуть грустного человека, и каждая его реприза не просто веселила, забавляла зрителя, нет, она еще несла и философский смысл. Енгибаров, не произнося ни слова, говорил со зрителями о любви и ненависти, об уважении к человеку, о трогательном сердце клоуна, об одиночестве и суете. И все это он делал четко, мягко, необычно». Со своих первых шагов на арене Енгибаров вызывал у публики и коллег самые противоречивые отзывы. Многие коллеги советовали Енгибарову сменить амплуа «думающего клоуна», но Енгибаров не хотел отказываться от избранного пути и вскоре доказал свою правоту. В 1960 году Енгибаров отправился на гастроли, и побывал со своими необычными пантомимами в Харькове, Тбилиси, Воронеже и Минске. А в апреле 1961 года армянская труппа давала представление в Москве. В столице о «печальном клоуне» многие были наслышаны, и выступление Енгибарова в цирке на Цветном бульваре прошло успешно. С тех пор Енгибаровым «заболела» и Москва. Писатель, и в прошлом – цирковой артист Рудольф Славский рассказывал: «Многие завидовали такому успеху. Леонид был самодостаточным, порой жестким. Менторства, тем более глупого, не переносил. Некоторые считали это «звездностью», распространяли про Енгибарова байки. А он просто знал себе цену». В 1961 году Енгибарова ждали гастроли не только в Москве, но и в Одессе, и в Баку. Везде его ждал оглушительный успех. Вскоре Енгибаров отправился в первые заграничные гастроли в Польшу, где его снова ждал успех у зрителей.
Миниатюры Енгибарова очень нравились зрителям. Одной из таких миниатюр был номер под названием «Жажда». В ней героя Енгибарова сильно мучила жажда, и он замечал на высоком постаменте кувшин с водой. Он пытался до него добраться, однако это удавалось ему не сразу. Он много раз карабкался на постамент, падал, и вновь поднимался. Наконец, ему удавалось достать кувшин, он бережно брал его в руки, предвкушая момент утоления жажды. И в тот момент, когда он был готов выпить воду из кувшина, внезапно появлялась маленькая девочка. Она подходила к нему и, показывая на кувшин; просила отдать его ей. И клоун отдавал. А девочка садилась в сторонке и начинала поливать водой из кувшина свои песочные куличики. Кульминацией этой сценки была реакция клоуна на этот поступок девочки: он начинал улыбаться. «Клоун с осенью в душе» — так называли Енгибарова зрители. Директор «Росгосцирка» Мстислав Запашный рассказывал: «Все свои репризы и миниатюры он сочинял сам. Выступал в полной тишине – утверждал, что язык пантомимы понятней любого другого. Предложения озвучить номера категорически отвергал. А выговаривался – в притчах, новеллах, и каждая – откровение. Много писал о цирке, рассуждал о клоунаде, как ученый».
Другая знаменитая реприза Енгибарова называлась «Одиночество». Клоун выходил на манеж, и хотел прилечь, чтобы отдохнуть, но его выгоняли. Он находил другое место, но его снова выгоняли. Он остался один, смотрел в зал, и жестом просил зрителей: «Подойдите ко мне, помогите, мне плохо!». Но никто не шел. И тогда он покидал манеж медленной и странной походкой. Зрители аплодировали, но он уходил, не оборачиваясь. В 1960-х годах подобные цирковые выступления казались почти крамолой. Показывать репризы так, чтобы слезы у зрителей наворачивались было недопустимо. Но вскоре все изменилось, и в 1962 году во время гастролей в Ленинграде Енгибарову была вручена медаль за лучший номер года. Там же он познакомился в Марселем Марсо и Роланом Быковым, который стал его близким другом на всю жизнь.
С ростом популярности Енгибарова на него стали обращать внимание и представители других творческих профессий, в том числе и кинематографисты. В 1962 году Енгибарову предложили сыграть в кино самого себя. Режиссеры студии «Арменфильм» Г.Малян и Л.Исаакян сняли фильм о цирковом клоуне и назвали его «Путь на арену». Через год после выхода этой картины на экран к артисту пришла и широкая международная известность. На Международном конкурсе клоунов в Праге в 1964 году Енгибаров получил первую премию и был назван «лучшим клоуном мира». Это был ошеломительный успех для 29-летнего артиста, работы которого некоторое время назад мало кто воспринимал всерьез. Тогда же, в Праге, в чешских газетах были впервые опубликованы новеллы Енгибарова. Енгибаров в них много писал о любви, как правило — о несчастной, и отчасти благодаря этому о его личной жизни было много слухов.
– Поклонниц у Енгибарова хватало, – вспоминал Рудольф Славский. – Женщины влюблялись до безумия, иные ездили за ним по городам. Но сказать, что он был падок, не могу. Скорее, опасался поклонниц. А возлюбленных выбирал сам.
Молва приписывала Енгибарову то одну жену, то несколько. Даже в официальных биографиях писалось об этом. Директор Ереванского цирка Сос Петросян рассказывал: «Леонид не женился ни разу. У него была единственная неофициальная дочь от ленинградской актрисы Ады Шереметьевой, блиставшей на экране в начале и середине 60-х. Где сейчас Шереметьева и дочь, не знаю – искал, но поиски результата не дали». Но если верить другим источникам информации – в 1965 году у Енгибарова в Праге родилась дочь Барбара, а её мамой была чешская журналистка и художница Ярмила Галамкова.
Сам Енгибаров о личной жизни рассказывать не любил, и обычно отшучивался: «Теперь моя биография — репризы, пантомимы, которые я делаю, сценарии, которые пишу для кино. Семейное положение? Убежденный холостяк. К поклонницам отношусь настороженно. Любимый цвет — зеленый. Любимый художник — Ван Гог. Композитор? Григ и Чайковский. Вы просили рассказать забавный эпизод из жизни? Пожалуйста, могу несколько. Я вспоминаю эпизод, который связан с моей прической. Наверное, зрители обратили внимание, что и в жизни, и на манеже я с длинными волосами. Я просто так привык с детства. Длинные волосы — это старинная армянская прическа, и я соблюдаю эту традицию. Случай же произошел такой. В скором поезде Астрахань — Москва некоторые из пассажиров узнали меня и просили автографы. Потом подошла проводница, пожилая женщина, и стала интересоваться, кто я. Когда я назвал свою фамилию, она сказала: «Как же, как же, моя дочка знает вас и даже наклеила вашу фотографию». Я поинтересовался, где фотография. Она говорит, что фотография в купе. Дочка, ей было уже 19 лет, работает вместе с ней. Я сказал: «Очень приятно», — а проводница добавила: «Только вы там не один, там вас четверо — еще трое ваших приятелей». Я понял: речь идет о знаменитом английском квартете «Битлз». Я спросил: «Можно посмотреть фотографию?». Она сказала: «Можно, только вы там на себя не очень похожи». Я зашел с ней в купе и увидел фотографии Ринго Старра, ударника квартета «Битлз», Джона Леннона, за которого проводница принимала меня, и Пола Маккартни, а четвертым был… Николай Васильевич Гоголь».
Конец 1960-х годов можно считать самым удачным периодом в творческой карьере Енгибарова. Он с успехом гастролировал как в СССР, так и в Румынии, Польше и Чехословакии. Помимо работы в цирке, Енгибаров выступал с «Вечерами пантомимы» на эстраде и писал прозу, которую отмечал Василий Шукшин и называл Енгибарова прекрасным писателем. Рассказы Леонида Енгибарова публиковались в журналах «Волга», «Москва», «Урал» и других изданиях. Позже Енгибаров начал сниматься в кино у таких мастеров, как Сергей Параджанов в фильме «Тени забытых предков» в 1964 году, у Ролана Быкова в фильме «Айболит-66» и у Василия Шукшина в фильме «Печки-лавочки». О Шукшине Енгибаров рассказывал: «Я счастлив, что знаком с Василием Шукшиным. Мой современник, великолепный писатель, великолепный актер». Тогда же были сняты два фильма, рассказывающие о творчестве талантливого клоуна: «Знакомьтесь, Леонид Енгибаров» и «2 Леонид 2».
Популярность Енгибарова часто приводила к курьезным случаям. Енгибаров рассказывал: «Я считаю, что клоун — это не профессия. Это мировоззрение. Все, что связано со смешными эпизодами в жизни, я запоминаю, хотя эти смешные эпизоды часто бывают и грустными. Вот один из них, который произошел в прекрасном, моем любимом городе Одессе. После представления в цирке у меня должен был состояться концерт пантомимы в Доме творчества. Я прибыл на концерт в одиннадцать вечера. Зал был полон. В основном собрались друзья, люди, которые меня хорошо знали. Мне было приятно перед ними выступать. Перед самым началом ко мне за кулисами подошел человек в кремовых штанах и сказал: «Здравствуйте, дорогой! Здравствуйте, наша радость! Разрешите, я вас представлю зрителям». Я сказал, что представлять меня не нужно, но человек в кремовых штанах так настаивал, что я ему разрешил. Я стою на сцене перед закрытым занавесом, а на авансцену выходит человек в кремовых штанах и произносит следующий монолог: «Дорогие наши друзья! Сейчас перед вами выступит артист, которого любит вся Одесса. Дорогие наши художники! Сейчас перед вами выступит артист, которого знает вся Европа. Сейчас перед вами выступит артист, я не боюсь этого слова, которого знает весь мир. Мы его безумно любим, мы его уважаем. Артист, который не произносит ни одного слова, и все абсолютно понятно. Выступает заслуженный артист республики… Махмуд Эсамбаев!». Когда я вышел на сцену, зал грохнул. А недавно в ГУМе ко мне подошла девушка, очень симпатичная, лет восемнадцати. Посмотрела на меня и дрожащим от волнения голосом спросила: «Скажите, пожалуйста, вы — Муслим Енгибаров?». Я ей ответил: «Нет, что вы! Я Леонид Магомаев».
В 1971 году Енгибаров ушел из «Союзгосцирка», после того как его учителя, друга и партнера Юрия Белова не выпустили на зарубежные гастроли. О Белове Енгибаров рассказывал: «Я многим обязан Юрию Павловичу Белову. Этот человек сделал меня. Я ему во всем доверяю. О нем могу рассказывать часами». Вместе они поставил моноспектакль «Звездный дождь», показанный в Ереване и в Москве в театре Эстрады. После показа спектакля «Звездный дождь» Леонид Енгибаров рассказывал: «Этот день я считаю последним в моей прежней жизни и первым в жизни актера и сценариста. С этого дня все, чем я живу, что меня волнует, так или иначе отражается на моей работе. Да, я ушел из цирка. Но меня там не понимали. Оформить выезд за границу — проблема, а я никуда сбегать не собираюсь. Добиться денег на реквизит — неразрешимая задача. В чем только не обвиняют меня! В чем только не подозревают! Не женат — значит, развратник. Покупает охапки роз — значит, транжира».
Енгибаров решил создать свой театр, и вместе с Беловым приступил к репетициям спектакля «Причуды клоуна». Работа над постановкой длилась пять месяцев, но в Министерстве культуры встретили начинание Енгибарова негативно. Когда он захотел назвать свой коллектив «Театром Енгибарова», ему запретили это делать. «Какой еще может быть театр? — заявили ему. — Назовите просто – ансамбль». А когда в газете «Советская культура» один из корреспондентов попытался написать восторженную рецензию на спектакль «Звездный дождь», его тут же одернули: «Эта тема сейчас нежелательна».
В 1971 году в Ереване вышла первая книга новелл Енгибарова под названием «Первый раунд». И в том же году Енгибаров снялся в фильме Тенгиза Абуладзе «Ожерелье для моей любимой» в роли клоуна Сурико. Популярность Енгибарова у зрителей была огромной, и он по праву считался одним из лучших цирковых артистов Советского Союза. В начале 1972 года с ним произошел случай, как нельзя лучше характеризующий отношение к нему зрителей. Леонид Енгибаров приехал в Ереван и пошел в цирк. В тот момент там шло представление, и, чтобы не мешать, Енгибаров тихо прошел в директорскую ложу и сел в углу. Однако кто-то из актеров узнал о его присутствии, и вскоре весь коллектив был оповещен о приходе Енгибарова. Поэтому каждый из выходящих на арену артистов считал своим долгом сделать приветствующий жест в сторону директорской ложи. Это не укрылось и от зрителей, они стали шептаться между собой и все чаще оглядываться в сторону ложи. В конце концов, инспектору манежа не оставалось ничего иного, как прервать представление и объявить: «Дорогие друзья! Сегодня на нашем представлении присутствует клоун Леонид Енгибаров!». Не успело стихнуть эхо этих слов под сводами цирка, как весь зал в едином порыве поднялся со своих мест и разразился оглушительными аплодисментами. Артист был крайне смущен таким вниманием к своей персоне, но ничего не мог с этим поделать. Ему пришлось встать и выйти на свет. Зрители продолжали горячо аплодировать, он пытался движением рук их унять, но у него это не получилось. И тогда он, в благодарность за такую любовь, на ходу придумал пантомиму: раскрыв руками свою грудную клетку, достал оттуда сердце, разрезал его на тысячи маленьких кусочков и бросил зрителям. Это было великолепное зрелище, достойное таланта прекрасного артиста.
С октября 1971 года по июнь 1972 года Енгибаров много гастролировал со своим театром по СССР. За 240 дней было им было сыграно 210 спектаклей. Всего с 1959-го по 1972-й годы Енгибаров создал не менее 100 реприз и миниатюр, снялся в шести фильмах, написал около 100 новелл, отработал более шести тысяч представлений. Он организовал собственный театр клоунады, успел поставить два цирковых спектакля, на 90 процентов состоявших из клоунских пантомим. С последним из них он объехал 30 городов – от Дудинки до Ялты, от Ужгорода до Красноярска, где заболел ангиной, но продолжал работать.
В июле 1972 года Енгибаров, формально находясь в отпуске, приехал в Москву, чтобы приступить к работе над новым спектаклем. Тот месяц был отмечен небывалой жарой и засухой. В Подмосковье горели торфяные болота, и в отдельные дни воздух был таким, что в нескольких метрах от себя невозможно было увидеть человека. 24 июля Енгибаров вернулся к себе домой после концерта в Зеленом театре. После выступления Леонид плохо себя чувствовал из-за ангины, которую переносил на ногах. Его мама Антонина Андриановна приготовила сыну ужин, и чтобы не мешать, ушла к подруге. Когда утром следующего дня она вернулась, Енгибаров по-прежнему лежал на кровати. Беспокоить его расспросами мама не стала. Ближе к вечеру Енгибарову внезапно стало плохо, и он попросил маму вызвать «Скорую». Прибывшие врачи спросили Антонину Андриановну о том, какими болезнями болел ее сын, и как чувствовал себя накануне. Енгибаров в момент приезда «Скорой» почувствовал себя лучше, и начал говорить медсестре комплименты. Врачи уехали, а два часа спустя Енгибарову вновь стало плохо. Мама снова вызвала «Скорую помощь», тем временем Енгибаров попросил дать ему бокал холодного шампанского. Однако шампанское сузило сосуды, и Енгибарову стало хуже. Приехавшие врачи оказали Енгибарову помощь, но было поздно – сердце артиста остановилось. В свидетельстве о смерти врачи записали: «хроническая ишемическая болезнь сердца». Матери артиста объяснили, что причиной смерти стал тромб, который образовался оттого, что сын вернулся с гастролей больным и продолжал репетировать с ангиной. Енгибарову в момент его смерти было всего 37 лет.
Елена Камбурова рассказывала: «Он был на два курса старше меня. Все студенты говорили: «О, Леонид Енгибаров, это надо видеть». Я видела его бесподобные пантомимические спектакли. А познакомил нас за кулисами цирка Ролан Быков. И совершенно неожиданно для меня Леня там же, за кулисами, предложил: «Давай попробуем сделать вместе программу...» Дал мне свой адрес, пригласил в гости. Я пришла, познакомилась с его мамой — они жили в деревянном домике недалеко от телевидения, от Останкино, и Леня говаривал: «Я — сторожевой пес Останкино». Мы начали обсуждать нашу совместную программу за двадцать дней до его ухода: у него оторвался тромб, и всё… Леня был удивительный человек. Садился в машину и спрашивал таксиста: «Вы знаете меня?.. Нет?! Я — народный артист Леонид Енгибаров, я — лучший клоун мира», — что в его устах звучало обескураживающе трогательно, по-детски. В нем сохранялось столько детского, непосредственного, чистого. Он чувствовал, что больше тридцати семи лет не проживет, и все свои последние двадцать дней говорил об этом. И еще говорил: «Я — гений. Понимаешь, я совершенен в своей работе. То, что делаю, я делаю «от» и «до». Все чувствовали себя в то лето, в июле семьдесят второго, отвратительно: стояла страшная жара, сушь, в Подмосковье горели леса и торфяники, в городе нечем было дышать. А Леня, хоть и был в отпуске, репетировал в Театре эстрады новые сольные концерты, готовил новые номера. Один из них показал мне: тело параллельно полу держится на одной руке, вторая рука козырьком у лба — тогда этого никто не делал. Я — абсолютно непьющий человек, и не очень понимала, когда Леня говорил: «Я немножко выпил вчера, но вроде обошлось...» Мы вместе пошли на день рождения к Евстигнееву, там Леня очень серьезно выпил, потерял ключи от дома, но ключ от моей квартиры открыл его дверь. Мы оставили Леню одного. Я еще подумала: «Чего это он так?» А через день его не стало...».
Рассказывал Олег Стриженов: «Однажды, когда я вернулся в Москву из очередной экспедиции в семьдесят втором году, раздался звонок Юры Белова, работавшего режиссером у Енгибарова в коллективе:
– Олег Александрович, приготовьтесь…
– Что случилось?
– Леня умер.
Вскакиваю в машину, мчусь на квартиру к Енгибарову в Марьину Рощу, где он жил в деревянной бревенчатой двухэтажке с мамой. Застаю Леню еще теплого, лежащего на диване. Над его головой висит мой портрет в роли Треплева из «Чайки». Он умер, а казалось, что спит. Остановилось сердце. Леня писал, что любил больше других великолепную четверку – меня, Васю Шукшина, Юру Белова и Ролика Быкова…».
Леонид Енгибаров был похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.