На протяжении нескольких десятилетий консерваторы по обе стороны Атлантики предупреждали, что щедрая иммиграционная политика Европы, зачастую проводимая вопреки желаниям рядовых европейцев, угрожает дестабилизации континента.

Консерваторы указывали на трудности ассимиляции, угрозу радикализации и вероятность событий, подобных тем, что случились в Кельне и Париже.

Но они же протаскивали и более апокалиптические сценарии – страхи Еврабии, массовой исламизации – того, во что было как-то трудно поверить. До последнего времени ассимиляция в Европе выглядела неприятной, но не невозможной, и перспектива балканизации по образу и подобию бывшей Югославии – отдаленной и маловероятной.

Но с нынешней миграцией мы вступили на неизведанную территорию. Проблема даже не в том, что беженцы прибывают уже не десятками, а сотнями тысяч. Проблема в том, что большая часть их – подростки или очень молодые мужчины.

Так, например в Швеции, 71% прибывших в 2015 году – мужчины. Среди категории так называемых “подростков, прибывших без сопровождения” это соотношение еще более искажено – 11,3 юноши на одну девушку.

Подобный тренд имеет немедленные последствия для общественного порядка. Молодые люди – молодые люди со всеми вытекающими последствиями, и общества с искаженными соотношениям полов нестабильны. И большинство этих мужчин имеют представление о роли женщины прямо противоположное тому, что господствует в сегодняшней Европе.

Когда миграция происходит с постоянной, но умеренной скоростью у ассимиляции есть время для выполнения своей задачи. Именно поэтому мусульманское население Европы увеличивалось на 1% в десятилетие, и многие прибывшие давно турецкие и североафриканские мигранты в достаточной степени европеизированы.

Но если вы принимает миллион (или миллионы), и большинство из них – молодые люди, это – совершенно иной поворот.
В случае Германии важна общая численность населения, 82 миллиона человек. В 2013 году в возрастной группе 20+ лет насчитывалось 10 миллионов человек ( и в ней уже была большая доля мигрантов). В этой возрастной группе, и в каждой возрастной группе, которая последует за ней, нынешний прилив будет иметь трансформирующий эффект.

Насколько трансформирующим будет этот эффект зависит от того, сумеют ли эти молодые люди найти способы привезти невест и семьи в Европу. В смысле немедленного гражданского мира, формирование семей выглядит многообещающим, потому что люди с женами и детьми с меньшей вероятностью будут лапать местных девушек, малевать графитти на синагогах или вступать в радикальные группировки.

Но это также может увеличить демографическое воздействие миграции в два-три раза, и вытолкнуть Германию в такое будущее, в котором половина населения в возрасте до 40 лет будет состоять из Иммигрантов с Ближнего Востока и Северной Африки и их детей.

Если вы предполагаете, что стареющее, секуляризованное, и до того относительно гомогенное общество сможет мирно абсорбировать миграцию такого масштаба и такого культурного отличия, то перед вами лежит светлое будущее пресс-представителя нынешнего германского правительства.

Но вы также и идиот. Такая трансформация влечет за собой поляризацию и между аборигенами, и между вновь прибывшими. Это породит не просто терроризм, но возрождение насилия в стиле 30-х годов. Все еще воображаемая Франция новеллы Submission Мишеля Уэлльбека имеет все шансы на то, чтобы стать явью в германском будущем.

Не обязательно все пойдет именно так. Но благоразумие требует сделать все возможное дабы предотвратить такой сценарий. Это означает закрытие границ Германии для новых беженцев – на некоторое время. Это означает начало упорядоченного процесса депортации. Это означает отказ от приятной иллюзии о том, что прошлые грехи Германии могут быть искуплены безрассудным гуманитаризмом настоящего.

И это значит, что Ангела Меркель должна уйти – ради того, чтобы ее страна, и континент, который она оседлала, не заплатили слишком высокую цену за ее надменное безрассудство.