— Юридические перспективы тут…

–… никаких. Да, эта информация вызывает негодование в обществе. На это она и направлена. Но юридически никакой перспективы тут нет.

— В расследовании ФБК речь идёт ещё о заместителях генпрокурора Чайки: подозрения в связях с кущёвской бандой, с бандой ГТА, с игорным бизнесом…

– А вот по заместителям должна быть проведена проверка.

— Кем?

– Органами Федеральной службы безопасности, Следственным комитетом. Вот они должны провести проверку.

— И они её проведут?

– Не знаю.

— Смешно…

– Честно вам говорю: я не знаю.

— Вы – председатель Антикоррупционного комитета, член Совета по правам человека при президенте. Вы можете как-то ускорить события с этой проверкой?

– Сегодня-завтра мы, я имею в виду Антикоррупционный комитет, эту ситуацию тщательно изучим и дадим ей оценку. Если есть основания, то вопрос мы поднимем.

— Вот вы сказали о других странах. В «других странах» при меньших обличениях прокурор подал бы в отставку.

– Могу вам привести пример скандала во Франции. Когда были сначала выставлены некие дискредитирующие истории о чиновниках. А проверка показала, что они были выставлены политическими оппонентами умышленно для дискредитации. Там существуют механизмы: если есть правовое основание, то проходят разбирательства, в том числе парламентские.

— Фамилии этих французских чиновников не назовёте?

– Сейчас не могу вспомнить, надо восстановить.

— Я тоже приведу пример: Кристиан Вульф, бывший президент Германии. Он ушёл в отставку после публикаций о ерунде: якобы деньги взял в долг не в банке, а у знакомого. Расследование доказало, что коррупции не было. Но карьера у человека закончилась.

– Ну, ушёл он в отставку – и что?

— Вот как раз, если бы Чайка ушёл в отставку, было бы это самое «что».

– У меня есть своё понимание, откуда были получены эти документы. Просто не хочу об этом говорить.

— Если документы достоверны, то какая разница, откуда они получены?

– Большая разница. Вопрос в том, что выборочная подача подобных документов, которые касаются фигуры, выполняющей конкретные функции в государстве, – это немного другая история. Я всегда говорил и буду говорить: нельзя путать реальное противодействие коррупции, борьбу с коррупцией – с политическими целями.

— Кирилл Викторович, да какая ж разница, если факты…

– Вот послушайте. Мой ныне покойный друг Юра Щекочихин (российский журналист и писатель – Прим. ред.) всегда говорил, что нужно быть объективными. И как только появлялась политика, он плевался и уходил. А для того, чтобы быть объективным, нужно не просто судить. Нужно дать юридическую оценку. Я много раз мог слить информацию, которая приходит ко мне из разных источников. Но я понимаю, что нужно проверить её достоверность. Нужно понимать юридические последствия. А просто так – возьмём и сольём… Это неправильно.

— Хорошо, кто-то слил…

– Не кто-то, а я знаю, кто именно.

— И кто? Можете сказать?

– А зачем? Сейчас мы с коллегами этот вопрос обсудим. Подумаем, как на это реагировать. И нужно ли вообще реагировать.

— Честно скажу: зная вас, зная вашу репутацию, я ждала от вас совсем другой реакции. Других слов.

– Вот я как раз дорожу своей репутацией. И последние два-три скандала заставили меня в таких расследованиях разочароваться. То есть эмоции – да, это я понимаю. Но я смотрю на это с профессиональной точки зрения. И к борьбе с коррупцией это, к сожалению, никакого отношения не имеет.

— А что это, если не борьба с коррупцией?

– Просто вызвать всеобщее негодование – это общественно-политические эмоции. Если мы, например, проверяем губернатора, то пока мы не найдём юридических оснований, мы вообще ни в коем случае ничего не раскрываем.

— Но у вас и функция совсем другая! ФБК – не госорган, они не правоохранители. Они публикуют факты – пожалуйста, проверяйте, опровергайте.

– Вот я вам приведу пример. Речь идет об одном губернаторе. Его сын – руководитель краеведческого музея. Получает бюджетные деньги. Кто узнал об этом – сразу закричали: «Вот! Конфликт интересов!» Всё это расписывается в управление внутренней политики администрации президента, в управление по противодействию коррупции – Олегу Плохому, в Генеральную прокуратуру…

— Господи, что ж там за деньги такие у краеведческого музея?

– Это первый вопрос. Но главное, что после массы проверок губернатора выясняется: его сын стал директором музея за 5 лет до того, как отец стал губернатором.

— Вам не кажется, что это не совсем сопоставимые вещи: сын губернатора – директор краеведческого музея, и сын генпрокурора – с подозрениями в отъёме чужой собственности с трупами и так далее?

– Минуточку. По поводу сына генерального прокурора я вам уже сказал. Помните войну Следственного комитета и Генеральной прокуратуры? А помните, что сказал тогда президент Дмитрий Анатольевич Медведев? Он сказал: давайте по фактам, хватит уже сливать информацию по детям. Все эти истории давно проверены. По ним ещё в начале 2000-х годов разбирались официально.

— Банда ГТА – история прошлого года.

– Да я не только о них, я обо всём! Никаких фактов, говорящих об участии в этом генерального прокурора, нет. Понимаю, что я не в тренде. Но если быть честным – то до конца. Если бы мне сейчас сказали, что найдена информация о счетах, хотя бы об использовании банковских карт генеральным прокурором, я бы ответил: ребята – нет вопросов, надо проверять. Но у всего правительства дети-бизнесмены! Что же господин Навальный правительство-то не трогает!

— Министр обороны – это у нас не правительство?

– Силовой блок – это силовой блок. В общем, я могу говорить только о правовой оценке: нарушено то-то, есть признаки того-то.

— Давайте вынесем за скобки генерального прокурора. Есть бизнесмен Артём Юрьевич Чайка. ФБК намекает на его причастность к гибели человека. Что, кроме родства с генеральным прокурором, может помешать проверить такие факты?

– Почему вы уверены, что против Навального уголовное дело было сфабриковано, но почему у вас нет уверенности, что у самого Навального могли быть сфабрикованы документы?

— Да потому, что в деле Навального журналисты проверяли факты, о которых говорило следствие. Я сама читала документы, следила за допросами всех свидетелей в суде.

– Тогда почему здесь вы на основании четырёх документов делаете вывод, что информация объективна?

— Так в том-то и дело, что я выводов не делаю! Мы же с вами с этого начали: кто должен проверять информацию? Как должны реагировать госорганы? А может, они проведут расследования, и выяснится, что семья Чаек – сплошь святые!

– Когда была война Следственного комитета и Генеральной прокуратуры, вывернуто было всё. Поверьте, люди копали очень профессионально.

— «Вывернуто» – не значит, что дали ход найденному.

– Ничего подобного! Вспомните, сколько тогда было возбуждено уголовных дел!

— И все через пару лет рассосались.

– Потому что ничего, кроме голых слухов, не было. И истории, которые сейчас выброшены, в большинстве – старые. Новое – только гостиницы и швейцарские виллы, но это ксерокопии документов, полученных из-за рубежа. А дальше идёт слив старой информации, с начала 2000-х. Она просто скомпилирована.

— Так истории потому и старые, что Навальный копнул «от Адама и Евы»: как этот юноша стал таким успешным бизнесменом, что дело дошло до гостиниц и вилл.

– Ещё раз повторю. Я знаю, как эту историю выворачивали. Никакого результата проверки не дали. Я встречался с людьми, которые занимались этой работой. Я им доверяю, потому что знаю их ещё по службе. Им просто была дана команда: найти. И они сказали: ну нет ничего. Вот скажите мне: выброс истории с Шойгу на что был рассчитан? Ну, у сестры жены есть дача на Рублёвке. И что?

— И много народу поверило, что сестра жены министра обороны сама заработала на такую дачу на Рублёвке?

– Так в том-то и дело, что понятие «поверить» здесь ни при чём! Мы с вами говорим о правовой форме. А это предполагает не «веришь – не веришь», а доказательства. Я считаю, что прежде всего должна быть юридическая оценка. Я же понимаю и совершенно не осуждаю позицию Алексея Навального. Он – политик. Он может себе позволить такие вещи. Я – не могу. Потому что я отвечаю своей репутацией. Подыгрывать политической истории я не хочу. Но надо в ситуации разбираться.

— Я подведу итог: нехорошие люди при власти могут делать всё что угодно, главное – правильно оформить. Юридических последствий не будет, а с политическими никто не захочет связываться. Так?

– Самое страшное, когда мы в этой сфере переходим на эмоции. Потому что следующим шагом будет: «А на черта с ними разбираться, они – классовые враги».

— Есть ещё золотая с середина. Достигается путём проверки фактов.

– У нас с 1991 года сформирован этот класс: родители наделены властью, дети занимаются бизнесом. И дети детей тоже занимаются бизнесом. И жёны. Давайте по-честному вспомним, когда это началось. Когда у нас Владимир Владимирович пришёл? И что было до этого? Да, были тогда романтики. Но были люди, которые основали систему. Сейчас это заканчивается.

— Это оно так заканчивается?!

– А вы хотите, чтобы за один день закончилось?