─ А потом?

─ А потом дошло: что-то не так, я не в порядке. Правда, сперва думал, это другая болезнь ─ вертиго, связанная с воспалением среднего уха. Из-за нее нарушается вестибулярная функция, трудно сохранять равновесие, начинаются головокружения, при движении возникает ощущение тошноты. Через какое-то время понял: дело не в этом, все гораздо серьезнее, хотя знакомые и коллеги продолжали уверять, что напрасно сгущаю краски, и все скоро пройдет. Не прошло.

─ Когда подтвердился диагноз?

─ Я сделал несколько серьезных обследований. Здесь, в России, в Англии и в Америке. Первое и самое тщательное прошел в клинике Бурденко. Вся профессура собралась на консилиум и обсуждала мой случай.

─ Слово «рак» прозвучало?

─ Нет. Но суть была уже ясна.

─ Обследование в Бурденко ─ это ведь май?

─ Да, конец месяца. Из Москвы я полетел в Лондон, а оттуда в Нью-Йорк. Времени не терял. Не в моем характере сидеть и терпеливо ждать, пока решается твоя судьба. Если что-то нужно выяснить, иду и узнаю. А уже потом решаю, что с этим знанием делать.

─ Первая мысль, когда опасения подтвердились?

От врачей услышал главное: «Вы не умрете»

─ Конечно, шок. А как иначе? Нормальная человеческая реакция! Всегда ведь надеешься на лучшее, но допускаешь и худшее. Старался гнать дурные мысли, но они все равно приходили… Попробовал отключить эмоции, рассуждать здраво. Понял, что не могу вот так взять ─ и уйти. Вокруг меня люди, родители, семья, дети. Нина и Максим совсем еще маленькие…

Постепенно узнавал правду о болезни, о возможностях ее лечения и потихоньку успокаивался. Более всего страшит неизвестность: что скрывает темная комната? Когда видишь картину, пусть даже не самую приглядную, становится легче. Понимаешь, от чего и куда плясать.

От врачей услышал главное: «Вы не умрете». Это первое. Не менее важным для меня было и то, что по-прежнему смогу работать на сцене, вести активный образ жизни. Да, не исключены определенные ограничения, но это неизбежные потери.

Ради такой цели стоило потерпеть неудобства, связанные с химиотерапией и облучением.

─ Однажды вы рассказывали, как здесь, в Москве, вам делали операцию на носовых пазухах. Было так болезненно и некомфортно, что вы сравнивали процедуру со средневековой пыткой. Подозреваю, лучевая терапия еще жестче?

─ Как показывает опыт, все в жизни относительно. Надо понимать, что стоит на кону. Конечно, лечение не должно быть мучительнее болезни, но когда перед тобой выбор ─ жизнь или смерть… При этом могу повторить, что манипуляции с носовыми пазухами считаются не самыми сложными, но весьма неприятными по физиологическим ощущениям. Больно, проще говоря.

В химиотерапии главная проблема ─ продолжительность курса. Надо настроиться как минимум на полгода систематического лечения. Сцепить зубы и терпеть.

Дмитрий Хворостовский с супругой Флоранс, 2011 год
© Алексей Филиппов/ТАСС

Очень помогла поддержка жены. Без Флоранс справиться с ситуацией было бы гораздо сложнее. Фло ни разу не позволила себе усомниться, что возможен иной исход, кроме победы над болезнью. Поначалу я ведь находился в полном раздрае. Пока ты на публике, держать лицо проще, я давно научился внешне не выказывать эмоций, но когда остаешься наедине с самим собой… Болезнь может подавить, сломить волю, если не противопоставить ей что-то еще более сильное и важное. Любовь, семья, работа, спорт ─ надо непременно зацепиться за шанс и держаться за него руками, ногами, чем угодно.

Я заставлял себя чуть ли не каждый день посещать тренажерный зал, хотя в тот момент начались всякие осложнения, воспалился седалищный нерв, я с трудом двигался, вставал, садился, ходил…

─ Последствия химии?

─ Скорее, радиации. Меня облучали шесть недель. Это сильный удар по организму, серьезный ущерб здоровью. Последняя процедура была 12 августа, а голова до сих пор фонит.

─ В каком смысле?

─ В прямом! Я частично облысел, волосы на затылке посыпались. В клинике Рочестера в США мне сделали мощную биопсию, операцию под общим наркозом, без которой нельзя было понять, какую методику лечения выбрать. По сути, сверлили отверстия в основании черепа. Если поднести руку к участку, который подвергся облучению, даже дополнительное тепло можно почувствовать. Бывают моменты, когда приливает кровь, и все там начинает пульсировать. Разве что музыка не звучит…

─ А головокружения ушли?

─ Меня предупредили, в той или иной форме они могут остаться до конца моих дней. Значит, буду жить с этим. Вот и провожу физические упражнения, укрепляющие чувство равновесия.

─ Взяли специального тренера?

─ Сам справляюсь. Я всегда старался посещать спортзал хотя бы пару раз в неделю, теперь делаю это чаще. Для того комплекса, который мне сейчас разработали, даже специальные тренажеры не нужны, можно заниматься в любой свободной комнате. Важна регулярность, система. Поначалу больно, трудно, но я вышибаю клин клином, постепенно мышцы разогреваются, и неприятные ощущения отступают.

У меня здоровый организм, и это должно помочь справиться с болезнью. Обязательно поможет. Я знаю. Теперь будет только лучше.

Дмитрий Хворостовский с детьми Ниной и Максимом
© Сергей Савостьянов/ТАСС

И дело не в дешевом бодрячестве или показном оптимизме. Считаю себя способным здраво оценивать происходящее и вполне отдаю отчет, насколько серьезна ситуация, в которую попал. Напоказ радоваться жизни не буду. Тем не менее настроен бороться и использовать любой шанс, чтобы найти позитив. Про таких, как я, американцы говорят: survivor, намеренный выжить, цепляющийся за жизнь…

─ Вы ведь и страх высоты пытались победить, даже с парашютом специально прыгали.

─ Эта боязнь с юности. Подростком я едва не сорвался со скалы на красноярских Столбах. Шел дождь, а у меня была совершенно не та обувь, я поскользнулся и начал падать. В последний миг инструктор сумел чудом подхватить. И спас мне жизнь. Иначе наверняка разбился бы, погиб. С тех пор я не слишком большой экстремал. Даже на балконе ощущаю себя не очень уверенно. Дети подходят к краю, смотрят через перила вниз, а у меня все холодеет внутри, мурашки по коже бегут. Но стараюсь справиться с фобией. Вся жизнь ─ борьба и преодоление. Вот хотел полетать на истребителе, почувствовать перегрузки. Здесь, под Москвой. Разумеется, в качестве пассажира. Товарищ рассказал, и я загорелся мечтой. Все почти сложилось, но в последний момент сорвалось. Ничего! Может, в следующий раз. Если врачи разрешат…

Вся жизнь — борьба и преодоление

Повторю: в трудные моменты очень помогает повседневная рутина. Дела отвлекают от плохих мыслей. Я должен постоянно следить за голосом, это мой рабочий инструмент, который надо содержать в порядке. В любом состоянии час-два в день занимаюсь вокалом. Что-то разучиваю, исполняю знакомые произведения. Это невероятно дисциплинирует, приводит в тонус. Главное ─ не прерываться: день за днем, день за днем…

─ Неужели не брали передышку, Дмитрий?

─ Нет! Больше скажу. Уже после начала курса лучевой терапии решил дать концерт в российском посольстве в Лондоне, хотя к тому моменту отменил все запланированные выступления. Идея пришла в голову спонтанно. Вдруг понял, что никогда не пел перед нашими дипломатами, хотя живу в Англии более двадцати лет. Захотел показать людям, что я в силе, в форме. В зале яблоку негде было упасть, я пригласил на вечер и своих друзей. Благодарен Александру Яковенко, послу России в Великобритании, за теплый прием. Получилось душевно, и это был важный стимул. Я проверил, смогу ли выдержать новую для себя эмоциональную нагрузку.