В то время как государство контролирует командные высоты в экономике — банки, телекоммуникации, энергетику — оно старается делать это, ориентируясь на рынок, благодаря чему ничем не стесненным оказывается частное предпринимательство в различных отраслях промышленности (в том числе, что немаловажно, в области высоких технологий), что способствовало невероятному подъему Китая, который мы наблюдаем на протяжении последних трех десятилетий. Alibaba Group является лишь одним из недавних примеров частной китайской компании с растущим присутствием в мире. Помните все эти могущественные советские компании с первичной эмиссией ценных бумаг, исчисляющихся миллиардами долларов, на Nasdaq или Нью-Йоркской фондовой бирже? Не помните. Потому что их никогда не существовало.

Китай в данный момент занят широкомасштабным распространением своей экономической мощи за рубежом. Он инвестирует значительные средства в инфраструктурные проекты в Африке. Он использует свои огромные валютные резервы для покупки сырья — нефти, газа и полезных ископаемых — по всей Африке и Латинской Америке. Это часто, и не совсем точно, называют проявлением «мягкой» силы. Экономическая власть не то же самое, что мягкая сила. Мягкая сила определяется многочисленными факторами: формой правления, прозрачностью власти, подотчетностью элит широкому гражданскому населению, теми принципами, которые государство отстаивает, и теми, которые не приемлет. Экономическая власть выражается в способности как можно лучше набивать собственные карманы. Пекин занимается этим достаточно агрессивно, и, учитывая громадные накопления его валютных резервов, можно предположить, что он еще некоторое время будет продолжать действовать в том же направлении, даже если сейчас безумный экономический рост Китая замедлится.

США, по мнению многих аналитиков, находятся в ином и, пожалуй, более трудном положении. По своим военным активам — их жесткая сила — они по-прежнему затмевают Китай, хотя расходы Пекина на оборону в последние годы быстро растут. Но перспектива холодной войны между двумя странами была — и до некоторой степени все еще продолжает быть — отброшенной многими китайцами в США, поскольку, как в прошлом году написал в своей книге «Борьба за первенство» (A Contest for Supremacy) бывший сотрудник Совета национальной безопасности Аарон Фридберг (Aaron Friedberg), «огромные преимущества, которыми в настоящее время пользуются Соединенные Штаты, являются результатом их продолжительного лидерства в разработке и внедрении новых технологий, а также в непревзойденной способности их огромной и динамичной экономики поддерживать расходы на обеспечение военного первенства».

Являются ли Соединенные Штаты более технологически продвинутым государством, чем Китай? Безусловно. Страна по-прежнему лидер в области инноваций. Да. Но ее значение постепенно сокращается, к тому же перед США стоит целый ряд внутренних экономических проблем, которые устрашают: начиная с долга и демографических показателей и заканчивая экономикой, которая, похоже, застряла на минимальной критической скорости. Как пишет Фридберг: «То, что [США] продолжат пользоваться [своими экономическими преимуществами] в долгосрочном стратегическом соперничестве с Китаем, ни в коем случае не очевидно».

Другое важное различие между холодной войной 1.0 и вырисовывающейся сейчас холодной войной 2.0 состоит в том простом факте, что рынок Китая, по мнению Fortune 500, играет в мире самую значительную роль, в противовес Советскому Союзу, который для 99,5% крупнейших американских компаний просто не существовал. Пекин может использовать доступ на свой рынок в качестве рычага в геополитических спорах, а при этом будет играть в самых высоких кругах американского истеблишмента: в сфере большого бизнеса. Пока Китаю удается избегать экономического кризиса, который коренным образом изменяет текущую экономическую реальность, Вашингтону будет все сложнее подстраиваться под эти реалии по мере усиления геополитической конкуренции.

Во всем этом, конечно же, скрыта большая доля иронии. Ведь в течение многих десятилетий политика США была нацелена на помощь Китаю в его экономическом развитии. Мы были убеждены, что через торговлю и процветание в Пекин придут политические изменения (как это произошло в Южной Корее и Тайване, бывших авторитарных государствах, которые экономический успех превратил в жизнеспособные демократии). Это убеждение уже давно ушло в прошлое. Коммунистическая партия Китая и ее однопартийное управление, похоже, отнюдь не собираются сдавать свои позиции. Китай также рассчитывает на долгую игру; в настоящий момент его вооруженные силы выступают простым региональным игроком, но к 2049 году, когда партия надеется отпраздновать свое 100-летие у власти, он вполне может обладать военной силой мирового масштаба. Во всяком случае, таково намерение более воинственных элементов партии и ее армии.

Вашингтон был искренне убежден в том, что дни мирового противостояния с мощным соперником остались позади, стали достоянием историографов. То, что теперь он просыпается и осознает наличие другой реальности, является первым шагом к тому, что Лю Минфу называет центральной «схваткой» 21-го века.