С 40-летним Андреем мы познакомились — не буду говорить где. По удивленным возгласам его давнишних коллег можно было понять, что он заметно похудел. А еще обрел какой-то отчаянный задор и бородку, которую поклялся сбрить только после разрешения ситуации на Украине. Как бы к тому времени не стал он напоминать бородой Льва Толстого.

— Чем живет Киев?

— Да ничем. В Киеве нет никакого производства, вся кипучая деятельность — это менеджеры по продажам. Город получает налоги со всех территорий, оставаясь сам голым королем. Вот такая обстановка. Если нет прямой угрозы жизни, привыкаешь жить так, как живешь. Пусть и в подвешенном состоянии. А что ты сейчас конкретно можешь решить? И другое — а что за тебя могут решить другие и насколько это адекватные люди и адекватные решения? Сейчас в Киеве вроде поспокойнее. События переместились на восток страны. Но кто знает, что будет потом? Честно, живешь как в оккупации. По улицам ходит куча возбужденных дебилов, в особенности по вечерам. Они, конечно, не лазят везде, как совсем недавно, и в масках уже не появляются. Но ты понимаешь, что весь этот актив здесь остался, он здесь где-то живет. Вот очередные 500 человек национальных (или нацистских?) гвардейцев в Новых Петровцах появились. Милицию нашпиговали этими правосеками. И ты осознаешь, что, если с тобой что-то случится и начнут выяснять биографию, тебе эта милиция не поможет. Хотя украинские милиционеры, как и украинские люди, добрые.

— Самому там страшно?

— Всего бояться — устать можно. Я из пацанов, мне в принципе страшно не должно быть по определению. Но не могу видеть все это. Отвращение физическое вызывает. Сам майдан — новодел, дешевка, пластик и гранит. Думаю, снесут его когда-нибудь потом и вернут к нормальному виду. Трава, лавочки, фонтаны. Сегодня это какое-то проклятое место, чужое. Здесь в самый погожий солнечный день словно облако зла окутывает площадь. До сих пор. Я его чувствую.

— А как ты такой сейчас там живешь?

— Так и живу. Спокойно. Я не общаюсь с людьми. Там сейчас не с кем общаться, а тем более спорить. Разругался со многими людьми, друзьями, даже самыми близкими. Сижу теперь дома, читаю. У меня осталась пара приятелей, с которыми можно пива попить, поговорить. Но таких мало. У меня есть «Фейсбук» и «Твиттер». Они мне для работы нужны. Там я живу в анониме, под ником. Дружу со всеми, с кем надо.

— И что вынес из такого общения?

— «Фейсбук» — это барометр. Если у тебя есть тысяча друзей из разных точек.

— И что показывает барометр?

— На одного нашего девять отмороженных бандеровцев.

— Были ли моменты паники?

— У меня или у населения? Пару раз было, когда в магазинах были пустые полки. Но то не паника как таковая. Торговля еще держится, дефицита продуктов нет, хотя ассортимент заметно поскуднел. На меня же паника пару раз накатывала ночью. Казалось, за тобой могут прийти, и не СБУ, а отморозки в масках. Впрочем, это фигня. Я знаю, куда сматываться, кому звонить. У меня, как и у многих, есть пистолет, травматический. Сейчас семь