Комментарии участников:
В 1960 году, уже будучи генералом Войска Польского, он занимает одну из высших должностей в министерстве обороны — начальника Политуправления. Он не хотел идти на этот пост, не чувствуя призвания к политической работе, но подчинился приказу. Через пять лет он стал начальником Генштаба, а в 1968 году, как раз накануне вторжения войск Варшавского договора в Чехословакию (которое ему пришлось планировать), — министром обороны, дойдя к сорока пяти годам до самого высокого поста в военной иерархии.
Тринадцать лет он находился во главе вооруженных сил Польши, при трех первых секретарях — Гомулке, Гереке и Кане, став в 1971-м членом Политбюро. Ничто не предвещало перемены в устоявшейся военной карьере человека, почти достигшего седьмого десятка, как снова его жизнь решительным образом изменилась. Острейший кризис, начавшийся в 1980-м и символизировавшийся стачкой гданьских корабелов во главе с Лехом Валенсой, потряс коммунистическую Польшу до основания. В профсоюз «Солидарность» вступали миллионы. Растерявшееся руководство «народной» Польши, чтобы укрепить власть и придать ее лицу решительности, в феврале 1981-го назначило главой правительства генерала Ярузельского. А в октябре того же года он был избран и первым секретарем ПОРП, сосредоточив в своих руках всю власть.
Ярузельский оказался перед сложнейшим выбором — как выйти из ситуации с минимальными потерями для страны?
Позволить «Солидарности» действовать он не мог — это противоречило самой сути коммунистической системы. Привлечь СССР также было невозможно — увязший в афганской войне Советский Союз был неспособен на параллельную операцию в Восточной Европе, да и вторжение советских войск вызвало бы непредсказуемую реакцию в Польше с ее давними историческими обидами.
Генерал решился на то, для чего его, собственно, и пригласили — на введение военного положения. Ярузельский захотел распутать гордиев узел одним ударом. В исторической перспективе это решение кажется безальтернативным — Москва бы не допустила «сдачи» коммунистической власти (равно как и сотни тысяч членов польской номенклатуры, кровно с ней связанные), да и откажись это сделать Ярузельский, его бы незамедлительно поменяли на кого-то другого. Вопрос заключался в минимизации числа жертв. Одновременным арестом тысяч активистов «Солидарности», собравшихся на свой съезд, удалось парализовать в зародыше активное сопротивление и фактически бескровно переломить ситуацию.
Тут мы приходим к извечному философскому вопросу — соотношению субъективной вины и могучих внеличностных сил, противостоять которым человек бессилен, а также к вопросу цены выбора из двух зол и личной ответственности за сделанный выбор. Ярузельский взял на себя все то зло, что проистекало из введения военного положения. Сегодня многие в Польше считают, что это было «меньшим злом». Как рассудит история — говорить еще рано.
Однако неслучайно Ярузельского называют «последним польским диктатором и первым президентом свободной Польши». Ему предстояло совершить еще один кульбит и собственными руками похоронить коммунизм на польской земле. Секрет долговечности последнего в Восточной Европе заключался в советской поддержке, которая спасала в 1953-м в ГДР, в 1956-м в Венгрии, в 1968-м в Чехословакии, в 1981-м в Польше. Приход к власти Горбачева и начатая им перестройка означали в перспективе отказ Москвы «прикрывать» коммунистические власти в регионе, что стало понятно к 1989 году, когда уже в самом СССР начался одновременно и политический и экономический кризис. Начатые генсеком процессы привели к тому, что руль управления рвали из его рук, Союз трещал по швам, а казна (а вместе с ней и полки магазинов) стремительно пустели.
В Польше — этом «самом веселом бараке» социалистического лагеря, почувствовали ободряющие тенденции раньше других, и именно она показала пример, как надо расставаться с коммунизмом.
Ярузельский проявил государственную мудрость, не став противиться неизбежному.
Он согласился на консультации с оппозицией во главе с Валенсой в формате «круглого стола», и по их итогам 4 июня 1989 года в стране состоялись первые за полвека свободные выборы в Восточной Европе, на которых сокрушительную победу одержала «Солидарность». Следующим логическим шагом стало утверждение некоммунистического правительства во главе с Тадеушем Мазовецким. Началась новая глава в истории Польши.
Но и в ней Ярузельскому предстояло еще сыграть последнюю роль. В рамках политического компромисса он летом того же 1989-го был безальтернативно избран парламентом на должность президента, контролируя процесс передачи власти и успокаивая опасения Советского Союза относительно антикоммунистического правительства. И лишь в декабре 1990-го он ушел в отставку, передав полномочия Леху Валенсе.
Для исторической оценки было бы удобнее, чтобы это были два разных человека — тот, кто ввел военное положение, и тот, кто дал «зеленый свет» ликвидации коммунизма в Польше.
Но судьба распорядилась иначе, перемешав в личности Ярузельского противоположные цвета. Он не был великим политиком, харизматичным лидером. Но генерал обладал большой жизненной мудростью, чувством долга и умением меняться, выживая в катаклизмах столетия. Может быть, поэтому история вознесла его наверх, сделав самым знаменитым поляком своего времени — вместе с Иоанном Павлом II и Лехом Валенсой.
Тринадцать лет он находился во главе вооруженных сил Польши, при трех первых секретарях — Гомулке, Гереке и Кане, став в 1971-м членом Политбюро. Ничто не предвещало перемены в устоявшейся военной карьере человека, почти достигшего седьмого десятка, как снова его жизнь решительным образом изменилась. Острейший кризис, начавшийся в 1980-м и символизировавшийся стачкой гданьских корабелов во главе с Лехом Валенсой, потряс коммунистическую Польшу до основания. В профсоюз «Солидарность» вступали миллионы. Растерявшееся руководство «народной» Польши, чтобы укрепить власть и придать ее лицу решительности, в феврале 1981-го назначило главой правительства генерала Ярузельского. А в октябре того же года он был избран и первым секретарем ПОРП, сосредоточив в своих руках всю власть.
Ярузельский оказался перед сложнейшим выбором — как выйти из ситуации с минимальными потерями для страны?
Позволить «Солидарности» действовать он не мог — это противоречило самой сути коммунистической системы. Привлечь СССР также было невозможно — увязший в афганской войне Советский Союз был неспособен на параллельную операцию в Восточной Европе, да и вторжение советских войск вызвало бы непредсказуемую реакцию в Польше с ее давними историческими обидами.
Генерал решился на то, для чего его, собственно, и пригласили — на введение военного положения. Ярузельский захотел распутать гордиев узел одним ударом. В исторической перспективе это решение кажется безальтернативным — Москва бы не допустила «сдачи» коммунистической власти (равно как и сотни тысяч членов польской номенклатуры, кровно с ней связанные), да и откажись это сделать Ярузельский, его бы незамедлительно поменяли на кого-то другого. Вопрос заключался в минимизации числа жертв. Одновременным арестом тысяч активистов «Солидарности», собравшихся на свой съезд, удалось парализовать в зародыше активное сопротивление и фактически бескровно переломить ситуацию.
Тут мы приходим к извечному философскому вопросу — соотношению субъективной вины и могучих внеличностных сил, противостоять которым человек бессилен, а также к вопросу цены выбора из двух зол и личной ответственности за сделанный выбор. Ярузельский взял на себя все то зло, что проистекало из введения военного положения. Сегодня многие в Польше считают, что это было «меньшим злом». Как рассудит история — говорить еще рано.
Однако неслучайно Ярузельского называют «последним польским диктатором и первым президентом свободной Польши». Ему предстояло совершить еще один кульбит и собственными руками похоронить коммунизм на польской земле. Секрет долговечности последнего в Восточной Европе заключался в советской поддержке, которая спасала в 1953-м в ГДР, в 1956-м в Венгрии, в 1968-м в Чехословакии, в 1981-м в Польше. Приход к власти Горбачева и начатая им перестройка означали в перспективе отказ Москвы «прикрывать» коммунистические власти в регионе, что стало понятно к 1989 году, когда уже в самом СССР начался одновременно и политический и экономический кризис. Начатые генсеком процессы привели к тому, что руль управления рвали из его рук, Союз трещал по швам, а казна (а вместе с ней и полки магазинов) стремительно пустели.
В Польше — этом «самом веселом бараке» социалистического лагеря, почувствовали ободряющие тенденции раньше других, и именно она показала пример, как надо расставаться с коммунизмом.
Ярузельский проявил государственную мудрость, не став противиться неизбежному.
Он согласился на консультации с оппозицией во главе с Валенсой в формате «круглого стола», и по их итогам 4 июня 1989 года в стране состоялись первые за полвека свободные выборы в Восточной Европе, на которых сокрушительную победу одержала «Солидарность». Следующим логическим шагом стало утверждение некоммунистического правительства во главе с Тадеушем Мазовецким. Началась новая глава в истории Польши.
Но и в ней Ярузельскому предстояло еще сыграть последнюю роль. В рамках политического компромисса он летом того же 1989-го был безальтернативно избран парламентом на должность президента, контролируя процесс передачи власти и успокаивая опасения Советского Союза относительно антикоммунистического правительства. И лишь в декабре 1990-го он ушел в отставку, передав полномочия Леху Валенсе.
Для исторической оценки было бы удобнее, чтобы это были два разных человека — тот, кто ввел военное положение, и тот, кто дал «зеленый свет» ликвидации коммунизма в Польше.
Но судьба распорядилась иначе, перемешав в личности Ярузельского противоположные цвета. Он не был великим политиком, харизматичным лидером. Но генерал обладал большой жизненной мудростью, чувством долга и умением меняться, выживая в катаклизмах столетия. Может быть, поэтому история вознесла его наверх, сделав самым знаменитым поляком своего времени — вместе с Иоанном Павлом II и Лехом Валенсой.
Удивительно, как после той ссылки в Сибирь, он не стал тайным ненавистником СССР.
Недавно был сюжет про него-в один из последних приездов в Москву (уже в двухтысячных годах), у него спросили-жалеет ли он о чем нибудь совершенном в своей жизни? Он ответил «Жалею, что дал втянуть себя в политику, я всё таки больше не политик, а военный»…
Недавно был сюжет про него-в один из последних приездов в Москву (уже в двухтысячных годах), у него спросили-жалеет ли он о чем нибудь совершенном в своей жизни? Он ответил «Жалею, что дал втянуть себя в политику, я всё таки больше не политик, а военный»…