Я готов ставить деньги, что с теломерами у них получилась какая-то лажа, или, как говорят ученые, «мисинтерпретация», но к самому тексту статьи подкопаться нельзя (хотя в наше время для подобных мировоззренчески важных выводов было совершенно недостаточно взять готовый покупной кит и прогнать образцы, точно следуя прописи от производителя, но сейчас все, наверное, уже по-другому).

Все это может стать для нас поводом задуматься о том, что мы называем наукой, а что, наоборот, мракобесием. Я боюсь, что я в этих вопросах не вполне честен с самим собой. Напоказ я готов рассуждать о критериях научности: воспроизводимость результатов, наличие контроля, обсуждение и отбрасывание альтернативных объяснений и т. п. Вот и здесь я не преминул съязвить насчет покупных транскрипционных матриц.

Но на самом-то деле, глубоко в душе, мою брезгливость и возмущение вызывает сама идея проверять на опыте материальный эффект молитвы. Уж не знаю, чего больше в этом труднообъяснимом сентименте — уважения к науке, вынесенного со студенческой скамьи, или безотчетного благочестия, унаследованного из церковной ограды. Но по-любому тошно. И это значит, что мои показные критерии «научности» я готов применить к чему угодно, кроме собственного мировоззрения.

Так что если завтра мне скажут, что вот, друг мой, на адронном коллайдере открыта космическая энергия жизни и Сасскинд, Хокинг, Виттен и Пенроуз уже приветствовали новый результат и заказали себе люстры Чижевского, боюсь, это меня не убедит. Лженаука есть лженаука, и космическая энергия жизни, как и живительная сила медитации — ее отличительные признаки. На том стоим. Вот и кого после этого надо называть мракобесом, я вас спрашиваю?

Но на самом-то деле, глубоко в душе, мою брезгливость и возмущение вызывает сама идея проверять на опыте материальный эффект молитвы. Уж не знаю, чего больше в этом труднообъяснимом сентименте — уважения к науке, вынесенного со студенческой скамьи, или безотчетного благочестия, унаследованного из церковной ограды. Но по-любому тошно. И это значит, что мои показные критерии «научности» я готов применить к чему угодно, кроме собственного мировоззрения.

«Молиться, конечно, можно и дома. Некоторые так и говорят — я человек верующий, а в церковь не хожу. А почему же нужно ходить в церковь? А потому что вЕвангелии содержатся очень важные слова — „там, где двое или трое собраны во Имя Мое, там Я посреди них“», — сказал патриарх Кирилл после богослужения в новоосвященном храме Таллина в честь иконы Божией Матери «Скоропослушница», основание которого было заложено патриархом Алексием Вторым в 2003 году.

Он отметил, что «молитва — это великий труд», и человеку сложно сконцентрироваться так, чтобы никакие посторонние мысли не отвлекали его от разговора с Богом. Даже находясь на службе в храме, которая длится порядка трех часов, отметил предстоятель, многие отвлекаются, разглядывая других прихожан или священников — и это происходит из-за «ограниченности нашего естества». Но чем больше верующих объединены в общей молитве, тем она сильнее, «как огненный столп, энергия нашей молитвы достигает престола Божьего», убежден глава Русской церкви.

«Поэтому приходите в храмы, не ленитесь. Помните, что здесь ваша слабость в молитве будет восполнена силой другого человека, которого вы, может быть, не знаете, на которого никогда внимания не обратите, но он где-то рядом стоит, и он молится в тот момент, когда у вас нет сил молиться. И это и есть общая молитва церкви, которая достигает Господа, и Господь отвечает на эту молитву», — подчеркнул патриарх Кирилл.

Существует множество техник медитации.

Начиная с 1960-х годов, медитация всё больше стала привлекать к себе внимание на Западе, стала предметом разнообразных научных исследований, неоднородных по строгости и качеству.