Реальная внешняя политика делается людьми. Поэтому за ней – не теоретические конструкции вроде «мягкой силы» и «сетевой дипломатии», а хаотичное сознание российской элиты, в котором уживаются противоречивые представления о мире, несбыточные иллюзии и старые и новые обиды.

Когда в начале 1970-х годов советское руководство взяло курс на разрядку и договоренности с США по ограничению вооружений, люди, интересовавшиеся внешней политикой, спрашивали, как это соотносится с нашей антиимпериалистической риторикой и противостоянием с США едва ли не во всех регионах мира. Вопрос был абсолютно законный, и вполне вероятно, что и в самом руководстве он задавался.

Тогдашний ответ на него, беспрестанно звучавший по телевидению и на лекциях о международном положении: разрядка не означает прекращения идеологической борьбы. Наоборот, в условиях разрядки идеологическая борьба обостряется. Звучала и более определенная формулировка: мирное сосуществование есть форма классовой борьбы на международной арене.

Вдохновленные этими тезисами, архитекторы советской внешней политики, видимо, искренне считали, что разрядке не противоречат военные акции в Анголе и Афганистане, не говоря уже о преследовании диссидентов. И до некоторой степени они были правы: элементарный реализм диктовал Западу необходимость поддержания рабочих отношений и каналов связи с ядерной сверхдержавой. До поры до времени Запад был готов называть это разрядкой. Но ни друзьями, ни партнерами, к чему на первых порах искренне стремился Л.И.Брежнев, мы не стали. И не могли стать. Слишком мало было у СССР и Запада «общих тем».

Может показаться, что Путин, ликвидирующий в 2002 году базу электронной разведки на Кубе, и Путин, обвиняющий США в Мюнхене в 2006 году в нечестной игре, — два разных человека (аналогичной была внешнеполитическая эволюция Ельцина). И сегодня одновременно с принятием «закона Димы Яковлева» и тотальным пропагандистским наступлением на США на «Радио России» и телеканале Russia Today американские военные самолеты с грузами из Афганистана бороздят российское воздушное пространство и приземляются на аэродроме в Ульяновске.

Объяснять такие противоречия можно, хотя и трудно. Только что опубликованная переполненная тяжеловесным теоретизированием «Концепция внешней политики Российской Федерации» содержит в этом отношении мало нового, если не считать ссылки на «закат исторического Запада», который пытается этому сопротивляться и тем самым вызывает «нарастание напряженности в международных отношениях».

Наша внешняя политика встроена в систему, возникшую в стране с распадом СССР. Эта система – неправовая и недемократическая. И чем дальше, тем больше именно такой характер системы ощущается российским руководством как проявление «суверенитета», который надо охранять от поползновений Запада. В этом смысле – Россия «боится Запада», и периодически, а в последнее время все чаще, ей приходится заявлять, что западные порядки ей не нравятся и не подходят.