Последняя, питерская история — самая показательная. Вообще-то, обыски в Комитете по энергетике прошли еще 17 сентября. Региональные газеты скупо упомянули факт — и точка. Приберегли на потом, для эффекта снежного кома. Мол, и в провинции око государево не дремлет. Показательно также, что арестованы лишь те, кто продал трубы, а не те, кто купил. Бывший глава Комитета по энергетике Владислав Петров проходит по делу свидетелем, хотя именно у него при обыске нашли 25 миллионов рублей.

Но скажите, граждане, неужели вас действительно волнует, кто подмазал и кого подмазали? И неужели вас действительно волнует, какая у всего этого цель?

Первая цель — оппозиция. Антикоррупционная риторика объединяла и левых, и правых — но чего стоят кустарные «Роспил» и «Росяма» рядом с грандиозной машиной государственного возмездия? Инициатива перехвачена. Вторая цель — окружающий мир. Зарубежным партнерам по нефтегазовым играм нужно показать, что и у нас воров сажают. Третья цель — жители России. Бросить кость, чтоб успокоились. Боремся, все видим и все слышим.

В таком ключе и откомментировали происходящее политологи, пробудившиеся от ноябрьской спячки. Но тут нужен не политолог, а театральный критик, потому что мы имеем дело не с политикой, а с шоу. Точнее, с политикой, доведенной до уровня ТЮЗа. Народу срочно нужно зрелище, раз уж качество хлеба неудовлетворительное.

Охота на ведьм
С одной стороны, разоблачение ворья в министерских кабинетах — это знамя, выхваченное из рук Навального, позаимствованная у оппозиции популярная повестка дня, с другой — всем понятно, что эти разоблачения инициируют люди, каждый из которых мало похож на Гавела и Махатму Ганди и при ином стечении обстоятельств сам бы мог стать героем мамонтовского триллера (и каждый из которых, как теперь выясняется, годами тихо следил из засады за происходящими хищениями, чтобы не спугнуть ворюг). С одной стороны, все это похоже на начало масштабной чистки элит (условный «новый 37-й»), с другой — как и во всякой кампании, проходящей при помощи программ Мамонтова, через месяц об этих разоблачениях никто и не вспомнит (этого времени как раз будет достаточно, чтобы перераспределить посты и финансовые потоки).
…
Но есть тут одна сторона, к которой невозможно найти пару: почему-то в этой антикоррупционной кампании сильнее всего достается женщинам.
Кажется, сценаристы Мамонтова (в каких бы кабинетах они на самом деле ни сидели) просто тонко чувствуют аудиторию. Аудитория же, она сразу видит — о, баба — и эта мысль рождает у аудитории целый комплекс ассоциаций. Конечно, — думает аудитория, — смотри, какие хоромы-то себе отгрохала. А цацки, а шмотки. Устроили, значит, притон без отрыва от производства, ни стыда, ни совести. Солдатики вон голодают (вариант: деревни вон вымирают), а этим все часики да брюлики подавай. И смотри-ка, начальничка своего пригрела, да молодого себе завела, да в тридцать пять подтяжку сделала, да в пятьдесят родила. Взять бы их да выпороть хорошенько, сразу бы узнали, почем фунт лиха. Одно слово, бабы.

И странное дело — в таком виде коррупционные дела сразу начинают выглядеть понятными, одомашненными, объяснимыми — хотя бы тем, что замешаны в них (по мнению изрядной части аудитории) существа немного низшего порядка. Коррупция — это не про многомиллиардные распилы и откаты, не про раздутые вдесятеро бюджеты нацпроектов и олимпийских строек, не про тридцать процентов надбавки в цене каждого пакета молока — это про бабенку, у которой в квартире начальника застукали. Возвращается муж из командировки — а в шкафу хищения госимущества в особо крупном размере. Да и начальник хорош — окружил себя сотрудницами типа поэтессы Марины Чубкиной, так вы бы, дорогая аудитория, тоже окружили бы себя поэтессой Чубкиной, случись такая оказия. В общем, какое там коррупционное бремя, какая национальная катастрофа, какой failed state, о чем вы — все проще, шерше ля фам, дело житейское.

Перед Сталиным Черчилю (!!!) хотелось встать навытяжку

It is very fortunate for Russia in her agony to have this great rugged war chief at her head. He is a man of massive outstanding personality, suited to the sombre and stormy times in which his life has been cast; a man of inexhaustible courage and will-power and a man direct and even blunt in speech, which, having been brought up in the House of Commons, I do not mind at all, especially when I have something to say of my own. Above all, he is a man with that saving sense of humour which is of high importance to all men and all nations, but particularly to great men and great nations. Stalin also left upon me the impression of a deep, cool wisdom and a complete absence of illusions of any kind