Телевизионный образ Путина, залог его триумфа, с самого начала строился методом антитезы. Он противопоставлялся не только Ельцину, но и всему старому, заскорузлому, отжившему. Знак и символ тухлого застоя — Брежнев, знак и символ стремительного развития — Путин. Он, скорее всего, оттого так настойчиво воспитывал в себе брутального мачо (покорителя стихий, грозу олигархов, предводителя стерхов, тигров, министров), что слишком хорошо помнил лица распадающейся власти во главе с Леонидом Ильичом непосредственно на трибуне мавзолея.

Но вот настал новый исторический виток, и картина меняется. Рождается новая мифология. Президент все еще бодр, активен, напорист, но уже неизбежны сравнения с Брежневым. И дело здесь не в реальных или придуманных злыми языками болезнях Владимира Владимировича. Дело в болотных рифмах, которые множатся каждый день. Инакомыслящих сажают. Коррупционеры прут из государственных щелей. В воздухе пахнет показательными процессами. Держава продолжает сидеть на нефтяной игле. Вождь отгорожен от общества персональным политбюро. Страна в кольце врагов. Возрождается институт политкомментаторов формата Гостелерадио. Главной формой управления становятся запреты.

Прошлое в очередной раз пересмотрено. Брежневская эпоха теперь рифмуется не с вязким застоем, а с благородной стабильностью. Амнезийные потомки, не заметившие ни 10-летие, ни 20-летие смерти генсека, наконец-то заметили 30-летие. Главным осенним памятным днем телевидение назначило 10 ноября. Ровно тридцать лет назад от нас ушел дорогой Леонид Ильич. Ровно пятьдесят лет назад к нам пришел великий праздник — День милиции. Эти два грандиозных события, изменивших ход вещей, впечатлили ТВ гораздо больше, чем День народного единства. Стоило так упорно насаждать новоиспеченный праздник, чтобы, добравшись до 400-летия изгнания поляков из Кремля, начисто забыть и о поляках, и о народном единстве?