Идут люди, которых хотели запугать, приняв драконовский закон о митингах. Идут десятки тысяч человек, которых хотели испугать арестами активистов и вызовом Навального с Удальцовым в Следственный комитет. Только дурак может думать, что Москву можно так запугать. Только глухой и слепой, не ощущающий времени на часах истории, может думать, что можно остановить таяние ледника, превращение народа в общество и выход людей на улицу.

Они думали запугать людей, а я вот думаю не о политиках и ораторах, которые произносили речи со сцены — очень правильные и очень хорошие речи, — а о тех двух совсем молоденьких людях, которых я видел на бульваре в тот момент, когда огромная колонна, заливавшая обе проезжие части и газоны, встала и терпеливо ждала сигнала о дальнейшем марше. Он был в оранжевой футболке и серых джинсах, она в синей майке и коротеньких кофейных шортиках и в чем-то полупляжном на ногах, украшенных бордовым педикюром. Колонна стояла, и они вдруг, не обменявшись ни словом и никак не согласовывая своих планов, приникли друг к другу и принялись целоваться. Собственно говоря, поцелуй был один, такой кинематографически-эффектный и длительный. Вокруг толпились борцы за социальные права, сверху стрекотал вертолет, из которого им в макушки смотрел мрачный полицейский генерал, докладывающий прямо в Кремль, в Следственном комитете шел допрос Навального и Яшина, автозаки стояли с раскрытыми дверями, мрачный ОМОН с дубинками ждал колонну впереди, на Тургеневской, и какой-то боевой гражданин, мечтавший о буче, весело вздымал над головой плакат «Бандерлоги уже пришли! Вова, выходи!»… Все это в эту секунду происходило вокруг них, и все это была не шутка, и все было грозно и опасно, но они все равно целовались в полном сознании неминуемого и близкого счастья.