Порой я заезжаю к приятелям в территориальные отделы. Чтоб не забывать «оклахому, как она есть». Вот и вчера, 11 апреля, добрался до энского отдела полиции города Петербурга и при всей своей толстокожести имени десятилетия работы в розыске оказался в волшебном мире. Это моя печаль — надо чаще встречаться.

Кабинеты заплеваны, бумаги неразгребаемы, диван прожжен, стулья шатаются. Ничего нового — пахнет псиной. К батарее наручниками привинчен красавец — с ним устали беседовать на тему «где, скотина, ворованное». Зам по опер деланно-субординативно разговаривает по телефону с проверяющим, шлепает трубкой и произносит в его адрес: «Ему нужна справка, что я написал справку. Чтоб у него член на лбу вырос».

В этот момент в дверь сыска помдеж стучит сапогом.
— Ребенок в дежурку звонил — сказал, что изнасиловали. Давайте, есть адрес.

Адрес был, машины — нет. Мат-перемат, поехали с двумя операми на мне. Дверь в квартиру не открывают, начали бухать в нее ногами. Высунулись соседи, заявили, что милицию не вызывали, им ответили: «Топор есть? Понятым будешь?». Возмущения стихли.

Отворили, на пороге девочка лет двенадцати. Пьяная в хлам. Вошли. В квартире мама спит — пьяная в хлам. Рядом тело – в «дрова». На кухне еще одно животное в полувменяемом состоянии. Всюду срач, как ясная поляна. Обшмонали карманы на предмет документиков. Кое-что надыбали.

Тот, что на кухне, очнулся и начал буянить. Мотивации его оказались предсказуемы: козлы-менты-не дают дышать. Ему пару раз влепили, один раз с ноги. Но он успел докинуть подставку под кастрюлю до серванта и разбить стекло. Я в это время усадил девочку в кресло и старался разговорить. Выходило хреново. Вызвали ей «скорую», так как явно отравлена спиртным.

В это время уже застегнули с хрустом и элементом наслаждения наручники на драчуне, и он попросил пощады. Ему ее не дали. Дали другого. Проснулась мама, вскочила, побежала на ощупь и порезала пятку о стекло. Легла на то же стекло и заплакала. Из-под жеванного халата торчала грудь. Не возбуждало. Через нее безразлично перешагнули.

Второго начали кантовать, он вроде бы открыл веки, начал двигаться, побрел в сортир, рухнул и раскроил себе затылок. Кровища оказалась на не закрывающейся в ванну двери, обоях и выключателе.

— Помрет от черепно-мозговой, дай на «Фонтанке» показания, что мы его не трогали, – спокойно заглянул в вероятное обозримое будущее опер.