В протестном движении, охватившем США и Европу, есть два не связанных между собою пласта.

Верхний достаточно примитивен и неинтересен. Очевидно, что социальное напряжение нарастает, кризис и сам по себе здесь ощущается (сегодня в Англии опубликовали цифры инфляции 5,2 % в месяц — самый высокий результат за более чем 20 лет), но его ожидание вообще сводит людей с ума. Понятно, что это приводит к нарастанию энтропии, плюс Интернет, подвижность, свойственная новому поколению, всеобщая нелюбовь к финансистам (отчасти заслуженная). Все это выливается в стихийные протесты, в целом напоминающие праздничные пикники. Описание этого уместно, скорее, в колонке репортера.

Но есть и другой пласт. Это что-то неуловимое, что носится в воздухе, что мозг отталкивает от себя, пытаясь не впускать в зону анализа. Мир задвигался, и эти ерундовые вакханалии, которые сами по себе ни о чем серьезном не говорят, которые мало чем отличаются от вакханалий прошлых десятилетий (ведь были разного рода бунты и протесты, были и битые витрины и марши), на самом деле, скорее всего, являются предвестниками вещей очень и очень серьезных. Эти бунты, как мурашки по коже, пробегают, на самом деле, от страха. А страх — неосознанный пока, инстинктивный — присутствует повсюду.

В основе этого страха лежит уже произошедшее на подсознательном уровне принятие двух простых истин:

— мир никогда не будет таким, как прежде;

— возникшие как итог более чем полувекового послевоенного развития противоречия на самом деле неразрешимы.

Противоречия современного мира могут быть уничтожены только вместе с этим миром.

Последнее все начинают, если не понимать, то чувствовать, и это рождает неопределенность, которая имеет два измерения:

— непонятно вообще, каким будет новый мир;

— непонятно, насколько болезненно будет происходить уничтожение старого мира, не будет ли это последний транзит в истории человечества.

Потому что мир – это все мы, его нельзя уничтожить, не задев каждого в отдельности.

В этом смысле Европа и Америка мало чем отличаются от России, с моей точки зрения.

Все понимают, что «халява» кончилась, что несколько будущих поколений будут жить гораздо хуже, чем несколько предыдущих. Но молчат и врут, ханжески уверяют, что какие-то выходы есть.

При всей нашей уникальности (нам-то кажется, что мы сидим в самой глубокой яме), наш кризис — лишь проявление всеобщего кризиса. Я вижу первопричину этого всеобщего кризиса в кризисе христианской нравственности (потому что она лежит в основе того миропорядка, который был сформирован под влиянием западной цивилизации).

Современный мир умирает ото лжи. Никто не говорит правду, все прячутся за фасад политкорректности, уходят от обсуждения проблем. Отсутствие внятных решений маскируется демонстративным игнорированием опасности. Мы же в России, как и положено «буревестникам», погрязли в этой лжи глубже, чем все оста