Из окна лимузина, особенно если он в кортеже, мир видится иначе, чем с автобусной остановки. Если человека уже много лет не настигало на улице внезапное чувство голода, когда кружащаяся голова мешает идти дальше, ему едва ли понять, зачем нужны на улице ларьки с горячим питанием. Если человек этот и по магазинам сам не ходит, и в ресторан попадает, только когда столик в нем заказан кем-то из свиты, а охрана загодя и до блеска зачистила помещение от посторонних, ему кажется, что столичный город М. — город без очередей и с вечно свободными местами, куда бы ни пришел. Можно, собственно, и не ходить: дома готовит выписанный из Европы повар.

И мерещится такому человеку из все того же окна, что это киоски, киоски, киоски заполонили всю проезжую часть и не дают прохо…, то есть, пардон, проезду. Ведь даже когда градоначальник садится в автобус, он, пусть и суббота, едет с гибддшным кортежем и мигалками по «встречке», объезжая пробку. Может, смотрел в этот момент в левое окно — и киоски близко-близко, бывает так. Киоски у станции метро 1905 года были убраны, поскольку загораживали вид на памятник. Хотя, подъезжая к площади, Собянин еще не знал, что там за памятник.

У меня к мэру свой счет. На месте пары мест, где раньше можно было что-то на бегу перехватить, теперь пустота. Будто специально для памятника Начальственной Дури.

Город М. страшно неудобен для жизни. И очень дорогой. Начальственная Дурь, кажется, делает все, чтобы сделать город еще дороже и еще неудобнее.