Комментарии участников:
Кладбище под Парижем.
Автор: Роберт Рождественский
Малая церковка. Свечи оплывшие.
Камень дождями изрыт добела.
Здесь похоронены бывшие. Бывшие.
Кладбище Сан-Женевьев-де-Буа.
Здесь похоронены сны и молитвы.
Слезы и доблесть.
"Прощай!" и "Ура!".
Штабс-капитаны и гардемарины.
Хваты полковники и юнкера.
Белая гвардия, белая стая.
Белое воинство, белая кость…
Влажные плиты травой порастают.
Русские буквы. Французский погост…
Я прикасаюсь ладонью к истории.
Я прохожу по Гражданской войне..
Как же хотелось им в Первопрестольную
Въехать однажды на белом коне!..
Не было славы. Не стало и Родины.
Сердца не стало.
А память- была..
Ваши сиятельства, их благородия-
Вместе на Сан-Женевьев-де-Буа.
Плотно лежат они, вдоволь познавши
Муки свои и дороги свои.
Все-таки — русские. Вроде бы — наши.
Только не наши скорей,
А ничьи…
Как они после- забытые, бывшие
Все проклиная и нынче и впредь,
Рвались взглянуть на неё -
Победившую, пусть непонятную,
Пусть непростившую,
Землю родимую, и умереть…
Полдень.
Березовый отсвет покоя.
В небе российские купола.
И облака, будто белые кони,
Мчатся над Сан-Женевьев-де-Буа.
Ф. Болотцева
ОТВЕТ Р. РОЖДЕСТВЕНСКОМУ
Произведение создано в ответ на стихи Р.Рождественского
"Кладбище под Парижем", где он писал о тех, кого называл "бывшими":
Плотно лежат они, вдоволь познавшие
Муки свои и дороги свои.
Все-таки русские! Вроде бы наши,
Только не наши, скорее ничьи.
Эмигрантская поэтесса Болотцева отвечает Рождественскому от
имени тех, кого он называл "бывшими":
Нет, не ничьи, мы — России Великой,
Честь мы спасать добровольно пошли.
Но, побежденные силою дикой,
С скорбью в душе мы в изгнанье ушли.
Больше полвека по свету скитаясь,
Родины честь мы достойно несли,
Верны присяге своей оставаясь,
Славу былую ее берегли.
В чуждой земле, в подпарижском кладбище,
Вечный покой мы в могиле нашли.
Прожили жизнь мы хоть скудно и нище,
Веры, любви мы лампаду зажгли...
Детям мы нашим ее передали -
Нас не забудет людская молва!
Архистратиг на Господни скрижали
Впишет мечом наши все имена.
Мы здесь истории повесть живая,
Вечную память нам ветер поет.
С Родины дальней, пусть гость, приезжая,
Летопись Белую нашу прочтет!
Нашу Россию с собой унесли мы,
Бережно в сердце храня и любя.
Бурей житейскою долго гонимы,
Неумолимы, непримиримы.
Спим мы на Сент-Женевьев-де-Буа.
ОТВЕТ Р. РОЖДЕСТВЕНСКОМУ
Произведение создано в ответ на стихи Р.Рождественского
"Кладбище под Парижем", где он писал о тех, кого называл "бывшими":
Плотно лежат они, вдоволь познавшие
Муки свои и дороги свои.
Все-таки русские! Вроде бы наши,
Только не наши, скорее ничьи.
Эмигрантская поэтесса Болотцева отвечает Рождественскому от
имени тех, кого он называл "бывшими":
Нет, не ничьи, мы — России Великой,
Честь мы спасать добровольно пошли.
Но, побежденные силою дикой,
С скорбью в душе мы в изгнанье ушли.
Больше полвека по свету скитаясь,
Родины честь мы достойно несли,
Верны присяге своей оставаясь,
Славу былую ее берегли.
В чуждой земле, в подпарижском кладбище,
Вечный покой мы в могиле нашли.
Прожили жизнь мы хоть скудно и нище,
Веры, любви мы лампаду зажгли...
Детям мы нашим ее передали -
Нас не забудет людская молва!
Архистратиг на Господни скрижали
Впишет мечом наши все имена.
Мы здесь истории повесть живая,
Вечную память нам ветер поет.
С Родины дальней, пусть гость, приезжая,
Летопись Белую нашу прочтет!
Нашу Россию с собой унесли мы,
Бережно в сердце храня и любя.
Бурей житейскою долго гонимы,
Неумолимы, непримиримы.
Спим мы на Сент-Женевьев-де-Буа.
Поручик Голицын
Обработка Жанны Бичевской
Четвертые сутки пылает станица.
Потеет дождями донская весна.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина.
Над Доном угрюмым ведем эскадроны,-
Нас благословляет Россия-страна
Поручик Голицын, раздайте патроны,
Корнет Оболенский, седлайте коня.
Мелькают Арбатом знакомые лица,
Шальная цыганка проносится в снах...
Все будет прекрасно, поручик Голицын -
За все тот, кто должен, получит сполна.
А где-то ведь рядом проносятся тройки.
Увы, мы не знаем, в чем наша вина.
Поручик Голицын, так будьте же стойки,
Корнет Оболенский, налейте вина.
Ах, русское солнце, великое солнце!
Уж не изменить нам курс корабля...
Поручик Голицын, а может, вернемся,
Зачем нам, дружище чужая земля?
Четвертые сутки пылают станицы,
Потеет дождями донская весна.
Всем бросить патроны, уж скоро граница,
А всем офицерам надеть ордена!
Дневник прапорщика Смирнова («Мы шатались на Пасху...»)
Авторы: Леонид Филатов и Владимир Качан
Мы шатались на Пасху по Москве по церковной,
Ты глядела в то утро на меня одного.
Помню, в лавке Гольдштейна я истратил целковый,
Я купил тебе пряник в форме сердца мово.
Музыканты играли невозможное танго
И седой молдаванин нам вина подливал.
Помню, я наклонился, и шепнул тебе: "Танька..."
Вот и все, что в то утро я тебе прошептал.
А бежал я из Крыма, и татарин Ахметка
Дал мне женскую кофту и отправил в Стамбул,
А в Стамбуле, опять же, ипподром да рулетка, -
проигрался вчистую и ремень подтянул.
Содержатель кофейни, полюбовник Нинэли,
Малый, тоже из русских, дал мне дельный совет:
"Уезжай из Стамбула. Говорят, что в Марселе
полмильона с России, я узнал из газет".
И приплыл я в багажном в той Ахметкиной кофте,
Как последнюю память, твое фото храня.
Это фото я выкрал у фотографа Кости,
Это фото в скитаньях утешало меня.
Помню, ночью осенней я вскрывал себе вены,
Подобрал меня русский бывший штабс-капитан.
А в июне в Марселе Бог послал мне Елену,
И была она родом из мадьярских цыган.
Она пела романсы и страдала чахоткой,
И неслышно угасла среди белого дня.
И была она умной, и была она доброй,
Говорила по-русски, и жалела меня.
Я уехал на север, я добрался до Польши,
И на пристани в Гданьске, замерзая в снегу,
Я почувствовал, Танька, не могу я так больше,
Не могу я так больше, больше так не могу.
Мы же русские, Танька, мы приходим обратно,
Мы встаем на колени, нам иначе нельзя
Мы же русские, Танька, дураки и паскуды,
Проститутки и воры, шулера и князья.
Мы шатались на Пасху по Москве по церковной,
Ты глядела в то утро на меня одного.
Помню, в лавке Гольдштейна я истратил целковый,
Я купил тебе пряник в форме сердца мово.
Музыканты играли невозможное танго
И седой молдаванин нам вина подливал.
Помню, я наклонился, и шепнул тебе: "Танька..."
Вот и все, что в то утро я тебе прошептал.
Это моя любимая.
Новые старые герои России… Пора пустить слезу под "хруст французской булки"… и учить историю по фильму "Адмирал"…
Если не по фильму учить, то Колчак окажется совсем не таким, каким его видят альтернативного-одаренные граждане.
Я в весеннем лесу пил березовый сок,
С ненаглядной певуньей в стогу ночевал,
Что имел потерял, что любил — не сберег.
Был я смел и удачлив, но счастья не знал.
И носило меня, как осенний листок.
Я менял города, я менял имена.
Надышался я пылью заморских дорог,
Где не пахли цветы, не светила луна.
И окурки я за борт швырял в океан,
Проклинал красоту островов и морей
И бразильских болот малярийный туман,
И вино кабаков, и тоску лагерей.
Зачеркнуть бы всю жизнь да с начала начать,
Полететь к ненаглядной певунье своей.
Да вот только узнает ли Родина-мать
Одного из пропащих своих сыновей?
Я в весеннем лесу пил березовый сок,
С ненаглядной певуньей в стогу ночевал,
Что имел не сберег, что любил — потерял.
Был я смел и удачлив, но счастья не знал.
С ненаглядной певуньей в стогу ночевал,
Что имел потерял, что любил — не сберег.
Был я смел и удачлив, но счастья не знал.
И носило меня, как осенний листок.
Я менял города, я менял имена.
Надышался я пылью заморских дорог,
Где не пахли цветы, не светила луна.
И окурки я за борт швырял в океан,
Проклинал красоту островов и морей
И бразильских болот малярийный туман,
И вино кабаков, и тоску лагерей.
Зачеркнуть бы всю жизнь да с начала начать,
Полететь к ненаглядной певунье своей.
Да вот только узнает ли Родина-мать
Одного из пропащих своих сыновей?
Я в весеннем лесу пил березовый сок,
С ненаглядной певуньей в стогу ночевал,
Что имел не сберег, что любил — потерял.
Был я смел и удачлив, но счастья не знал.
А как же День рождения Пушкина и Маяковского, Экзюпери и Булгакова, наших любимых актёров ныне живущих?
Холодные волны вздымает лавиной
Широкое Черное море.
Последний матрос Севастополь покинул,
Уходит он, с волнами споря.
И грозный, соленый, бушующий вал
О шлюпку волну за волной разбивал.
В туманной дали
Не видно земли,
Ушли далеко корабли. (с)
Широкое Черное море.
Последний матрос Севастополь покинул,
Уходит он, с волнами споря.
И грозный, соленый, бушующий вал
О шлюпку волну за волной разбивал.
В туманной дали
Не видно земли,
Ушли далеко корабли. (с)
Радио Шансон никакого отношения к шансону не имеет. Скорее его правильно называть радио Блатняк. Ив Монтан, Шарль Азнавур, Эдит Пиаф, Жо Дассен — это лишь известнейшие представители французского шансона. Разве у кого-нибудь язык повернется сказать, что их песни плохи?
достоинства и недостатки того или иного музыкального стиля предпочитаю обсуждать на сайтах музыкальной направленности, а на новостных предпочёл бы новости в чистом виде и по возможности без лирических довесков…
Почему — то я в этой шкуре торжества вижу пролетариат с награбленным капиталом. Без чести, совести и разума. И с дальнейшим вырождением до уровня моджахедов, только без их готовности умереть
Отступали войска по степи
Автор: Владимир Роменский
Отступали войска по степи,
Да испуганно лошади ржали,
Люди драться уже не могли,
А вокруг полыхали пожары.
Дон остался давно позади,
Впереди — неизвестность чужбины.
А в России — не видно ни зги,
Лишь усталые, потные спины…
Эти смутные годы боёв,
Безрассудных, кровавых и жутких…
"Здесь когда-то все было моё,
Господа, подождите минутку!"
Бредил так молодой капитан,
Что-то сжав побелевшей рукою.
Десять суток страдал он от ран,
Десять суток нёс смерть за собою.
"Господа! Скоро море — а там
Вы покинете русские воды…
Я вам символ России отдам,-
Сохраните его на все годы..."
Губы дрогнули, взгляд стал пустым,
Я глаза его помню поныне.
Из руки, что сжимал он живым,
Выпал кустик сгоревшей полыни…
Пролетели года, будто сон,
Кровь от старости в жилах уж стынет…
Я храню для себя и для вас
Этот кустик сгоревшей полыни…
Автор: Владимир Роменский
Отступали войска по степи,
Да испуганно лошади ржали,
Люди драться уже не могли,
А вокруг полыхали пожары.
Дон остался давно позади,
Впереди — неизвестность чужбины.
А в России — не видно ни зги,
Лишь усталые, потные спины…
Эти смутные годы боёв,
Безрассудных, кровавых и жутких…
"Здесь когда-то все было моё,
Господа, подождите минутку!"
Бредил так молодой капитан,
Что-то сжав побелевшей рукою.
Десять суток страдал он от ран,
Десять суток нёс смерть за собою.
"Господа! Скоро море — а там
Вы покинете русские воды…
Я вам символ России отдам,-
Сохраните его на все годы..."
Губы дрогнули, взгляд стал пустым,
Я глаза его помню поныне.
Из руки, что сжимал он живым,
Выпал кустик сгоревшей полыни…
Пролетели года, будто сон,
Кровь от старости в жилах уж стынет…
Я храню для себя и для вас
Этот кустик сгоревшей полыни…
кого? Опять одну сторону? Или обе помянем, а пуще того — народ, который просто дох с голода и гиб? Солдат Первой Мировой и русско- японской? Революционных матросов с Авроры? Или может лучше Путина с Медведевым, заранее?
Да, обе, только обе, ибо пострадал в итоге весь народ. И нет здесь победителей, а только побеждённые!
А нынешняя антинародная власть и вовсе не при чём))
А нынешняя антинародная власть и вовсе не при чём))
Не поддерживайте, Григорий! А я пощу только то, мимо чего не могу пройти мимо. Это, в частности, и история моей семьи и моей страны.
Вы к казакам поедьте, увидите. Ещё и "Любо, братцы" споют.
Бессмысленный спор, бессмысленный и беспощадный, как всё в России. Не обижайтесь, Григорий. Для меня это событие имеет смысл.
У каждого своя точка зрения.
Скоро два часа ночи, пойду я спать. Хорошего дня всем: и белым, и красным, и зелёным))
Бессмысленный спор, бессмысленный и беспощадный, как всё в России. Не обижайтесь, Григорий. Для меня это событие имеет смысл.
У каждого своя точка зрения.
Скоро два часа ночи, пойду я спать. Хорошего дня всем: и белым, и красным, и зелёным))
Господа офицеры (песня для к/ф «Трактир на Пятницкой»)
Автор: Александр Дольский
Всё идешь и идешь, и сжигаешь мосты.
Правда где — а где ложь? Слава где — а где стыд?
А Россия лежит в пыльных шрамах дорог,
А Россия дрожит от копыт и сапог.
Господа офицеры, голубые князья,-
Я, конечно, не первый, и последний — не я…
Господа офицеры, я прошу вас учесть:
Кто сберег свои нервы — тот не спас свою честь.
Кто мне брат, кто мне враг – разберусь как-нибудь:
Я российский солдат – прям и верен мой путь.
Даже мать и отца, даже брата забыл,
Но в груди до свинца лишь Россию любил.
Господа офицеры, мне не грустно, о нет!
Суд людской или божий через тысячу лет,
Господа офицеры, я прошу вас учесть:
Господа офицеры, не спасет вашу честь!
Я врагов своих кровь проливаю, моля:
"Ниспошли к ним любовь, о Россия моя!"
А Россия лежит в пыльных шрамах дорог,
А Россия дрожит от копыт и сапог.
Господа офицеры, голубые князья,-
Я, конечно, не первый, и последний — не я…
Господа офицеры, я прошу вас учесть:
Кто сберег свои нервы — тот не спас свою честь.
Если не ошибаюсь, романс *Гори, Гори моя звезда* сочинил Колчак, уже будучи в тюрьме и ожидая расстрела.
