Комментарии участников:
Я считал слонов — и в нечет и в чёт,
И все-таки я не уснул,
И тут явился ко мне мой чёрт
И уселся верхом на стул.
И сказал мой чёрт: Ну, как, старина,
Ну, как же мы порешим?
Подпишем союз — и айда в стремена,
И еще чуток погрешим!
И ты можешь лгать, и можешь блудить,
И друзей предавать гуртом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, — потом!
Аллилуйя, аллилуйя!
Аллилуйя — потом!
Но зато ты узнаешь, как сладок грех
Этой горькой порой седин,
И что счастье не в том, что один за всех,
А в том, что все- как один!
И поймешь, что нет над тобой суда,
Нет проклятия прошлых лет,
Когда вместе со всеми ты скажешь — да!
И вместе со всеми — нет!
И ты будешь волков на земле плодить,
И учить их вилять хвостом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, потом!
Аллилуйя, аллилуйя
Аллилуйя — потом!
И что душа? — Прошлогодний снег!
А, глядишь, — пронесёт и так!
В наш атомный век, в наш каменный век,
На совесть цена пятак!
И кому оно нужно, это"добро",
Если всем дорога — в золу…
Так давай же, бери, старина, перо!
И вот здесь распишись, в углу".
Тут чёрт потрогал мизинцем бровь…
И придвинул ко мне флакон,
И я спросил его: "Это кровь?"
"Чернила!" — ответил он…
Аллилуйя, аллилуйя!
"Чернила!" — ответил он.
Проводы Галича в эмиграцию:
А. Архангельская-Галич: "Его провожало много народу. Был там Андрей Андреевич Сахаров. Когда отец выходил из дома, во дворе все окна были открыты, многие махали ему руками, прощались… Была заминка на таможне, когда ему устроили досмотр. Уже в самолете сидел экипаж и пассажиры, а его все не пускали и не пускали. Отцу велено было снять золотой нательный крест, который ему надели при крещении, дескать, золотой и не подлежит вывозу. На что папа ответил: "В таком случае я остаюсь, я не еду! Все!" Были длительные переговоры, и наконец велено было его выпустить. Отец шел к самолету совсем один по длинному стеклянному переходу с поднятой в руке гитарой..."
КОГДА Я ВЕРНУСЬ
Когда я вернусь…
Ты не смейся — когда я вернусь,
Когда пробегу, не касаясь земли,
по февральскому снегу,
По еле заметному следу — к теплу и ночлегу —
И, вздрогнув от счастья, на птичий твой зов
оглянусь-
Когда я вернусь.
О, когда я вернусь!..
Когда я вернусь…
Послушай, послушай, не смейся,
Когда я вернусь,
И прямо с вокзала, разделавшись круто
с таможней,
И прямо с вокзала — в кромешный, ничтожный,
раёшный —
Ворвусь в этот город, которым казнюсь
и клянусь,
Когда я вернусь.
О, когда я вернусь!..
Когда я вернусь,
Я пойду в тот единственный дом,
Где с куполом синим не властно соперничать
небо,
И ладана запах, как запах приютского хлеба,
Ударит в меня и заплещется в сердце моём —
Когда я вернусь.
О, когда я вернусь!..
… И на жалость я их правдой испытывал.
И бумажку, что я псих, им зачитывал.
Но поздравили меня с воскресением —
Закатили «сторогача», с занесением.
«Красный Треугольник»
А как спать ложусь в кровать с дурой Тонькою,
Вспоминаю той, другой, голос тоненький.
Ух, характер у неё — прямо бешеный.
Я звоню ей, а она трубку вешает..
«Городской Романс»
Не слёзы это, а капель,
И все, и печки-лавочки,
И мне теперь, мне все теперь
Фактически до лампочки.
Мне все теперь, мне все теперь
До лампочки!
«Болничная Цыганочка
Из любимых текстов, что жизненного припомнилось. Со смертью Галича от 110 вольтового «Грюндига», до сих пор определиться не могут — то ли сердце, то ли КГБ.
По образу и подобию
Начинается день и дневные дела,
Но треклятая месса уснуть не дала.
Ломит поясницу и ноет бок.
Бесконечной стиркою дом пропах.
Но
– с добрым утром, бах!- говорит бог,
– с добрым утром, бог!- говорит бах,
– с добрым утром...
А над нами с утра, а над нами с утра,
Как кричит воронье на пожарище,
Голосят рупора, голосят рупора:
– с добрым утром, вставайте, товарищи!
И потом, досыпая, мы едем в метро,
В электричке, в трамвае, в автобусе,
И орут, выворачивая нутро,
Рупора о победах и доблестях!
И спросонья бывает такая пора,
Что готов я в припадке отчаянья
Посбивать рупора, посшибать рупора,
И услышать прекрасность молчания...
Под попреки жены исхитрись-ка изволь
Сочинить переход из це-Дура в ха-Моль.
От семейных ссор, от долгов и склок
Никуда не деться и дело – швах.
Но
– не печалься, бах, – говорит бог,
– да уж ладно, бог, – говорит бах,
Да уж ладно...
И у бабки инсульт, и хворает жена,
И того не хватает, и этого,
И лекарства нужны, и больница нужна,
Только место не светит покедова.
И меня в перерыв вызывают в местком,
Ходит пред по месткому присядкою:
– раз уж дело такое, то мы подмогнем –
Безвозвратною ссудим десяткою.
И кассир, мне деньгу отслюнив по рублю,
Ухмыльнется ухмылкой грабительской.
Я поллитра куплю, валидолу куплю,
Двести сыру и триста любительской...
А пронзительный ветер, предвестник зимы,
Дует в двери капеллы Святого Фомы.
И поет орган, что всему итог –
Это вечный сон, это тлен и прах.
Но
– не кощунствуй, бах, – говорит бог,
– а ты дослушай, бог, – говорит бах,
А ты дослушай...
А у суки-соседки гулянка в соку:
Воют девки, хихикают хахали.
Я поллитра открою, нарежу сырку,
Дам жене валидолу на сахаре.
И по первой налью, и налью по второй,
И сырку и колбаски покушаю,
И о том, что я самый геройский герой,
Передачу охотно послушаю.
И трофейную трубку свою запалю,
Посмеюсь над мычащею бабкою,
И еще раз налью, и еще раз налью,
И к соседке схожу за добавкою...
… Он снимает камзол, он сдирает парик.
Дети шепчутся в детской: "Вернулся старик."
Что ж, ему за сорок – немалый срок,
Синева, как пыль на его губах,
И
– доброй ночи, бах, – говорит бог,
– доброй ночи, бог, – говорит бах,
Доброй ночи...