По официальный статистике, 9 из 10 обращений в службу собственной безопасности остаются без удовлетворения, столько же заявлений о милицейских преступлениях в прокуратуру заканчиваются отказными материалами. В их анналах накопилось такое число жалоб, что, призови Медведев, Путин, Чайка или Бастрыкин ужесточить надзор не за лекарствами от гриппа, а за милицейским насилием, страна бы захлебнулась в десятках тысяч уголовных дел против милиционеров. Пока же практически каждый сотрудник милиции находится на крючке.

Чтобы следователи по-настоящему заинтересовались проступком милиционера, должно случиться натуральное ЧП со стрельбой и пострадавшими, а цена вопроса — подняться до угрозы имиджу власти.

Границу допустимого любой вменяемый милиционер чтит и свободно в ее пределах маневрирует. Каждый сотрудник органов внутренних дел знает, что сторонний заработок, левый ствол, незаконное задержание, отказ в возбуждении очевидного дела и побои подозреваемого в глазах прокурора преступлением, скорее всего, не являются.

Оно и понятно: насилие милиционер применяет либо для раскрытия преступления, либо чтобы урезонить непонятливого задержанного. Можно сказать, как умеет внедряет диктатуру закона и укрепляет вертикаль власти. Что же его за перегиб наказывать? При строгом подходе оперативник уголовного розыска в день совершает 5-6 преступлений, а таких в одном отделе милиции с десяток. Отделов милиции на миллионный город около 20. Вот и считайте.